Надежда Лухманова - Горбатый Андрюша

В одном из больших, высоких домов в Петербурге жил одинокий старик. Он нанял себе квартирку из двух комнат и кухни, на шестом этаже. Это так высоко, что старик идёт к себе домой, идёт, да и остановится; хорошо, что хозяин дома велел на площадках лестницы поставить стулья; старик на втором этаже сядет на стул и из кармана вынет газету, почитает, сложит и спрячет в карман; на третьем этаже опять развернёт газету и опять почитает, да так, пока придёт к себе на шестой этаж, он уже прочёл всю газету и не устал, потому что посидел на всех площадках лестницы.

Квартирка у старика была светлая, стёкла в окнах всегда были хорошо протёрты, полы чисты, мебель простая, но всё так и блестело, а между тем он не держал прислуги, но сам был не ленивый, вставал рано утром и сейчас со щёткой и тряпкой начинал всё прибирать, выметать и чистить. Поставит себе маленький самовар, заварит чай, а хлеб он всегда покупал накануне, потому что утром ему пришлось бы потратить очень много времени, пока он с шестого этажа сошёл бы вниз и пришёл бы назад. Он так рассчитывал, чтобы выходить из дому только раз в день. Старичок он был старенький, прежде служил, а теперь уже не мог работать и жил теми деньгами, которые отложил и скопил, пока был здоров, силен и много зарабатывал.

Все в доме, где он жил, знали и любили старичка за то, что он был ласковый и вежливый, всегда на поклон дворника и швейцара не только ответит поклоном, а ещё скажет: «Бог помощь», если увидит, что те работают. Но в особенности старик любил детей: как увидит на лестнице или на дворе малютку, сейчас — сперва его погладит по головке, а потом полезет в карман и достанет оттуда какую-нибудь конфетку или пряник и даст ребёнку.

Во дворе того же большого дома жила портниха Марья, а у неё был сын Андрей. Мальчику было уже восемь лет, а он был маленький-маленький, точно ему не больше пяти; руки у него были длинные, ноги слабые, а на спине у него вырос горб. Здоровые дети, бегавшие по двору, часто обижали его, дразнили и кричали: «Андрюшка-горбатый». Дети эти не были злые, но им было досадно, что он с ними не играет, не бегает. Андрюша боялся этих детей и всегда прятался от них; он стал такой робкий, что вообще не шёл ни к кому чужому, играл в комнате, где жила мать, и без неё не выходил даже на улицу. Сколько раз добрый старик, который жил на шестом этаже, звал его к себе, обещал дать конфет, горбатый мальчик пугливо глядел на него своими большими тёмными глазами и скорее прятался за мать или бежал домой. Мать Андрюши очень грустила, что её мальчик горбатый, но она не могла винить себя: она и муж её, служивший в почтамте почтальоном, были люди бедные, занятые, часто и тому, и другому приходилось уходить из дому, ребёнок оставался один, и раз случилась такая беда, что он хотел сползти с кровати, упал и повредил навсегда свою спинку. Портнихе очень хотелось, чтобы сын её познакомился с добрым старичком, но она ничего не могла поделать: Андрюша прятался от всех и всех боялся.

А старичку, — с шестого этажа, — было очень скучно одному, он всё думал, где бы найти ему товарища.

Взять к себе кошку? Но кошки ленивы, много спят и больше привыкают к тёплому, спокойному месту, нежели к человеку. Взять собаку — она, конечно, привяжется, будет радостно встречать его, лаять, оживит его квартирку, но собаке будет скучно целый день сидеть дома, а кто же будет провожать её по лестнице вниз и потом опять подниматься с нею? Думал, думал старик и решил, наконец, купить себе птичку. Стал он ходить на Щукин двор, где живут продавцы птиц, и стал приглядываться к чижам; наконец, выбрал он зелёненького чижика, самого весёлого, бодрого, сторговал его вместе с деревянной клеточкой и купил. Завязал он клетку в свой ситцевый пёстрый платок и принёс к себе домой.

Не налюбуется старик на птичку, кормит, поит её, чистит и не может понять, почему птичка так громко пела там, в лавке, а здесь молчит.

Наконец старик догадался — там, на Щукином, птичке было весело, потому что клетка её висела возле других, и она была в большой птичьей компании; там все птички пели хором, а тут она одна, и её пугает её собственный одинокий голос. Тогда старик решил купить ещё птичку и купил щегла, тоненького, хорошенького, с жёлтыми пятнышками на крыльях и с красной грудкой.

Принёс и щегла в клетке и тоже повесил на стену. Щегол щебечет, а ему в ответ посвистывает чижик. Это так понравилось старику, что он купил ещё двух малиновок, крошечных птичек, на голове у которых точно малиновая шапочка.

Продавец птиц, видя с какой любовью старик выбирает птичек, стал советовать ему снегиря, большого и толстого, с коротеньким крепким клювом, очень похожего на маленького попугайчика. Рекомендовал он тоже клестов, весёлых, забавных птичек такого же вида как и снегири, только клюв у них на конце скрестился: верхний завернулся направо, а нижний налево. Для того, чтобы старик охотнее купил клеста, продавец рассказал ему про эту птицу легенду [1] См. также «Девочки». Прим. ред. . Когда иудейские воины, сторожившие Иисуса Христа, надели ему на голову терновый венец, и палкой ударяли по голове Божественного Страдальца, и говорили ему: «Радуйся, Царь Иудейский», — клесты, сидя на деревьях, вблизи этого места, видели, как в чело Иисуса Христа вонзались тернии, и как кровь падала каплями из его ран, — птицы дождались вечера, и, когда воины заснули, они прилетели к Господу Иисусу и клювами вытаскивали все занозы из его лба и грудками вытирали струившуюся кровь. Позднее, когда Господь Иисус Христос был распят на Голгофе, клесты прилетели опять и стали вытаскивать гвозди из рук и ног Спасителя — они так старались, что клювы их даже скрестились как концы испорченных ножниц, и за это Господь благословил их — птичка эта живёт счастливая в лесах, всюду находит себе пищу и даже зимою выкапывает из-под снега еловые и сосновые шишки, которые в изобилии содержат в себе питательные семена.

Рассказ о клестах так понравился старику, что он купил их пару: одного пёстренького как цветной мрамор, всего в крапинках, другого серо-зелёного; он знал, что птички эти скоро делаются ручными и хорошо знают хозяина. Принёс он всех новых птиц, пять штук, в одной клетке и решил им устроить у себя хорошее житьё.

Долго думал старик, как бы это сделать и, наконец, додумался. На другой день, рано утром, когда к нему с чёрного хода у кухонной двери позвонил чухонец, привозивший ему всегда молоко, он вышел к нему и сказал:

— Вот что, милый человек, молоком твоим я очень доволен; знаю я, что привозишь ты мне его всегда на своей лошадке прямо из Парголова, где у тебя свой домик и свои коровы. Нет ли у тебя там и своего лесочка? Хотелось бы мне купить хорошую ёлочку, не очень высокую, а так, чтобы вошла в комнату и встала в углу под потолок.