Валерий Медведев - Прыжок в известность

Ребята строили свой стадион.

На стадионе было пусто. Один Ларионов беспощадно гонял себя по гаревой дорожке, приседал, прыгал.

— Ген, а Ген! — Гусь позвал его ещё издали.

Ларионов остановился.

— Ну? — нахмурился он.

Гусь вышел на гаревую дорожку, по которой Гена собирался бежать, приняв позу спортсмена на старте.

— Научи меня прыгать… — Гусь умоляюще сложил ладони. — Ты видишь, у меня ноги перспективные, мне все так говорят. Возьми меня в ученики…

— Всё дурачишься? Уйди с дороги…

Гусь встал на колени:

— Гена, возьми меня в ученики…

— Ты что, за дурака меня считаешь?

— Таков закон. — Гусь поднялся и отряхнул брюки. — У каждого мастера должны быть ученики!

Ларионов, закусив губу, помчался на него с шестом наперевес. Гусь не сдвинулся с места, глядя на Гену, как на приближающийся поезд.

Ларионов легко перемахнул через него, промчался дальше и взял высоту… Юра подбежал к стойкам…

— Три метра семьдесят один сантиметр… — почти шёпотом сказал он и завопил: — Гениально!

Ларионов, недовольно оглянувшись, увидел в глазах Гуся неподдельное восхищение и смягчился.

— Да что там! — сказал он. — Олимпийский рекорд Кука и Джильберта восьмого года.

— Восьмого? — удивился Гусь. — Так недавно? Гена, поучи меня, я тебя прошу, честное слово! Я могу с двумя чемоданами забор перепрыгнуть… Я раньше недопонимал, а теперь… научи…

— С двумя чемоданами? — недоверчиво спросил Гена. — Ты серьёзно?

— Честное слово! Я у бабушки в деревне всегда с чемоданами прыгал!

— А почему с чемоданами?

— А потому что у неё собака злая. Я как приеду, так с чемоданами через забор. А знаешь, какие чемоданы! Там даже тушёнка в банках — мама посылала.

— И как ты бежал?

— А вот так я бежал… — Гусь поставил планку на высоту бабушкиного забора, разбежался и — прыгнул. — Так-то что! Вот с чемоданами…

— А ну-ка, покажи ещё раз…

Гусь показал и спросил:

— А когда тренироваться-то будем?

— А мы уже тренируемся!

…Домой они шли, дружно разговаривая, настолько дружно, что бабушка Антона Филимонова высунулась из окна и сказала:

— Это что такое творится? Гусь-то ваш с Геной сдружился?..

— Понимаешь, — говорил Гена, — до девяностого года прошлого века прыгуны не передвигали левую руку к правой по шесту. — Ларионов на ходу показывал, как они держали руки. — Они вот так их держали, и при разбеге, и при установке шеста. У первых прыгунов был шест с грузом свинца, больше пятнадцати килограммов, на переднем конце… Это для того, чтобы шест занимал вертикальное положение, как ванька-встанька…

Под спокойный голос Ларионова, в приподнятом настроении от строгой похвалы Гены, Гусь размечтался… Он представил себе шест, прозрачный такой, с ртутью внутри. Он нарисовал себе такую картину, как он бежит — упор! — в прозрачном шесте ртуть резко устремляется вперёд к опорному концу! Гусь взмывает над планкой… и падает на кучу опилок прямо перед транспарантом: «Ура лучшим дворовым командам нашего квартала!» Тут же вскочив, Гусь мчится дальше со своим шестом, снова взмывает над планкой, установленной уже более высоко, и опять падает на кучу опилок перед новым транспарантом: «Физкультпривет прыгунам нашего района!» Гусь, продолжая свой бег, берёт новую высоту. Новый транспарант: «К новым вершинам!» И нарядная Лена Гуляева машет ему платком из рядов восхищенных зрителей.

— Вот так наши спортсмены находят свой стиль… — говорил Гена. — И ты имей всё это в виду…

«Батюшки мои, — подумал Гусь, возвращаясь на землю с небес своей мечты. — Всё прослушал. Придётся завтра сделать вид, что не понял».

А чтоб Гена что-нибудь такое не спросил, Гусь сказал:

— Слушай, Гена, пойдём завтра на море?

— Какое море? Завтра тренировка, тренировка и тренировка! И послезавтра то же самое, и всегда будет то же самое… Если не нравится — отказывайся сразу…

— Тогда сейчас пойдём на море… мы же уже тренировались.

— А кто за нас на спортплощадке будет работать?

…Двор преображался. Капитончик красил зелёной краской скамейки для зрителей. Ванюша вместе с сухоньким дворником дядей Петей мастерил чашу для олимпийского огня — оказывается, до пенсии дворник был сварщиком. Металлическая круглая чаша цвела фиолетовыми огнями. Фейерверки в честь будущих побед летели из-под электрода. Дядя Петя разогнулся, поднял «забрало» и сказал Ванюше:

— После чоновского отряда я пошёл по призыву в ЧК. Бандитов вылавливали… Так что, парень, всякие разные приёмчики я хорошо знаю до сих пор. Ты не смотри на мой рост и комплекцию, и даже на возраст…

— Что вы, — сказал Ванюша, — разве это имеет значение?

«Забрала» опустились, и олимпийская чаша снова вспыхнула цветами и фейерверками… Филимонов и Надя таскали песок из большой кучи на дорожку. Лена красила сетку, отгораживающую спортплощадку от двора. Несколько пенсионеров срезали лопатами кочки на пустыре, а малыши носили охапки травы к мусорным ящикам.

Гена засучил рукава.

— Где моя лопата? — громко спросил он.

— И моя? — спросил Гусь.

— Твоя вон там, возле песка, — сказала Надя Гусю. — А ты, Гена, иди домой! Ты работать не будешь. Нас много, а ты один. Отдыхай, набирайся сил! Тренируйся…

— Ты что? — воскликнул Гена. — Что я, хуже других?

— Мне не нравится твоё дыхание… — озабоченно сказала Надя. — Тебе нравится, а мне нет. Мы решили тебя беречь!

Ларионов некоторое время метался по площадке. Он готов был свернуть горы. Но горы оказались неприступными. Он постоял несколько минут рядом с дискоболом, фанерные мышцы которого были так напряжены, точно он собирался метнуть диск туда, где синий морской горизонт сливался с синим горизонтом неба.

Гена постоял, постоял и поплёлся домой, сопровождаемый сочувственным взглядом Гуся.

Филимонов сидел на диване, мрачно глядя в бабушкину спину. Интервидение передавало репортаж о международном чемпионате по боксу. Бабушкина спина отражала все удачи и неудачи на ринге. Бабушка то посмеивалась, то пугалась, то восторгалась, довольно умело делая при этом выпад правой, как будто сама посылала в нокаут всех побеждённых, кроме, конечно, своих, советских боксёров. Когда они проигрывали, бабушка обыкновенно охала, комкала фартук и прижимала его к лицу.

— Ах, Антошенька! — говорила бабушка. — Когда в двадцать седьмом году у нас при клубе организовали женские команды в кружке бокса, я записалась первая…

Потом бабушка принялась рассказывать, как она стала мотогонщицей.

Всё это Антон уже знал.

— Я устал… — сказал Антон. — Вон сколько песку перелопатили сегодня…

— А почему не работал Гена? Он заболел?

— Нет, — сказал Антон. — Он у нас знаменитость и наша надежда. Мы его бережём.