Константин Иосифов - Охотники за джихами

Пал Палыч выслушал ребят, а потом сообщил им о том, что поведала ему поверхность черепка. Ребята диву дались — какой-то несчастный кусок обожжённой глины, а сколько всякой всячины рассказал! Прежние черепки не были такими разговорчивыми.

Оказывается, пупырышки — это не просто пупырышки, а отпечатки ткани. А черепок — не просто черепок, а кусок так называемой «текстильной керамики». Это очень интересная керамика. Достаточно сказать, что археологи охотятся за ней во всех частях света. Правда, некоторые называют её «сетчатой», исходя из того, что поскольку на её поверхности виден как бы отпечаток какой-то сетки, то она и должна называться «сетчатой», но ни один настоящий учёный не принимает этот термин всерьёз. Гораздо правильнее термин «текстильная керамика», ибо он показывает самую технологию изготовления её. Технология же была такова. Возьмёт первобытный гончар и выкопает ямку в земле, выложит дно и стенки ямки тканью, а потом формуют из глины сосуд поверх ткани. Иногда же делает из глины длинную колбаску-жгутик и, накладывая один жгутик на другой, возводит стенки сосуда. Нередко сосуды изготавливались из цельного куска глины.

Но вот дно и стенки готовы. Гончар вытаскивает сосуд из ямы за выступающие концы материи. Следы ткани так и остаются отпечатанными на стенках. Этим, кстати, и объясняется то, что отпечаток виден только на наружной поверхности сосуда. Внутреннюю поверхность его сглаживали либо ладонью, либо пучком травы, а ещё чаще гребёнкой. Вот следы её видны на внутренней стороне.

Почему археологи до смерти рады, когда попадается текстильная керамика? Дело в том, что ткани очень недолговечны. Проходит век, от силы два или три, и некогда красивая и крепкая материя превращается в прах. Правда, в египетских гробницах ткани пролежали тысячи лет, но ведь в египетских гробницах такие условия, какие в природе не встречаются. Пупырышки же позволяют видеть структуру ткани и на основе её судить о состоянии техники ткачества того времени.

Текстильный способ изготовления гончарных изделий был известен кое-где в древнем мире. Текстильную керамику находили при раскопках свайных построек в Швейцарии. Встречалась она и у нас, на Оке, Клязьме и верхней Волге. Но в здешних местах такие находки не попадались. А учёным очень хотелось бы увидеть отпечаток ткани, изготовленной на Кавказском берегу Чёрного моря. Ведь здесь обитали люди, которые считались замечательными ткачами. Геродот, например, утверждает, что льняное полотно колхов по качеству не уступало лучшему полотну того времени — египетскому. Колхи же жили южнее, в Колхиде.

— Ну, а теперь посмотрите хорошенько на структуру этого материала. Что она вам скажет? — спросил Пал Палыч.

С особой осторожностью, как какую-нибудь хрупкую вещь, ребята взяли черепок и снова осмотрели его. А Леночка, так та, по простоте душевной, даже обнюхала его и поднесла к уху, должно быть, думала, глупенькая, что черепок возьмёт да и прошепчет свой старый-престарый секрет.

Немного погодя ребята вернули черепок:

— Черепки, что мы нашли здесь весной, были и крепче и лучше обожжены. А этот больно хрупкий.

— Тесто в тех черепках было ровнее.

— И он какой-то пористый.

— Ну, а вам, Пал Палыч, что прошептала структура?

И Пал Палыч рассказал, что именно он узнал, изучая структуру.

— В тесте видны какие-то зёрна. Это примеси морского песка. Попадается крапинка полевого шпата и слюды. Всё это в изобилии находится здесь, на берегу моря. Значит, это местное изделие, а не привозное. Песок, как видите, просеян плохо, полевой шпат размешан недостаточно. Имеются неразмятые кусочки глины. Черенок рыхловат, и в изломе он чёрного цвета. Это говорит, что обжиг производился на костре, а не в гончарной печи. Но почему? На этот вопрос могут быть два ответа: либо гончарная печь ещё не была известна, и тогда это осколок сосуда каменного века; либо мастера не придавали большого значения сосуду, и этим объясняется плохое качество замеса и плохой обжиг. Какой из этих двух ответов правилен, определим по сопроводительным находкам.

— А может, это джиховская стоянка? — спросил Адгур.

— Клад надеешься найти? — съехидничал Миша.

— Отстань ты со своим кладом! Просто интересно.

— Возможно, и джиховская. Но прежде надо определить, от какого сосуда этот черепок. Он ни от амфоры, ни от ахипчи, ни от кувшина, ибо ни амфора, ни кувшин, ни ахипчи не имеют углов и в тряпочке их не изготовишь. Будем копать дальше. Посмотрим, что делается в других квадратах. Будем раскапывать вдоль всего берегового вала. А если кому попадётся керамика с пупырышками, сейчас же зовите меня.

Скоро на свет появился ещё один фрагмент, похожий на угол глиняного ящика, а потом часть дна и боковина. Ребята промыли и сложили черепки. Получился продолговатый, расширяющийся кверху сосуд вроде корытца или противня, в котором мамы тушат гусей. Наружная часть была светло-охряного цвета, а внутренняя — темно-коричневого. Почему? То ли обжигали так, что пламя действовало больше снаружи, чем изнутри, а снизу сильнее, чем сверху? Или, может, наружные стенки получили больший обжиг при варке пищи на костре?

— Ну, каково назначение сосуда? — спросил Пал Палыч.

— Может, это было корыто? — предположил Адгур.

— Ну да! И в нём мамаши купали своих джиховских ребятишек! — вставила одна из девочек.

— Тоже скажешь! Это тебя мама купает каждый день в корыте, а тогда детей не купали в корытах, — сказал Архимед.

— Нет, купали!

— Тогда всем, даже девчонкам, разрешали купаться где угодно и сколько угодно! — председательским тоном ответил Миша.

Разгорелся спор о том, кто же пользовался большей свободой, джиховские ребята или современные. Так как кружковцев было много, и у каждого кружковца была своя собственная, отличная от других, точка зрения, и каждому хотелось высказать её, и каждый знал по собственному опыту, что если ты не перекричишь остальных, то тебя никто слушать не станет и с тобой не согласится, то диспут получился довольно громкий.

Неизвестно, какое мнение восторжествовало бы, ибо Пал Палыч заявил, что на сегодня копать и спорить достаточно и что надо будет прийти сюда в следующее воскресенье.

Две недели ребята возились с этой стоянкой на древнем береговом валу и за эти две недели раскопали больше, чем за два месяца весною. Объяснить это можно только тем, что Пал Палыч, наконец признав, что ребята научились сдерживать свой археологический азарт, выделил по квадрату на каждую четвёрку — пусть двое копают, а двое промывают раскопочный материал. И разрешил им копать самим, но только под его наблюдением.