Константин Иосифов - Охотники за джихами

— Это вовсе не джиховский сосуд. Это волейбольная сетка!

Все посмотрели направо, все посмотрели налево. Все оглянулись назад. Но Нелли не было. Был голос девочки, но не было самой девочки! Чудеса!

— А загогулины — это не рогульки, а Адгур с Аликом!

Тут же раздался такой смех, что Друг вскочил на ноги и на всякий случай ощетинился.

— Кто там выступает с такими странными разоблачениями? А ну, выходи на свет! — воскликнул Пал Палыч.

Из-за старой, выбеленной солнцем и солёными морскими брызгами ольхи, затесавшейся в компанию молодых эвкалиптов, вышла Нелли. Голова её была опущена, как если бы она ожидала нахлобучки и эта нахлобучка была вполне заслуженной. Но голос её был твёрд и решителен:

— Это я выбила топориком питекантропский рисунок. Но вы не сердитесь на меня. Я же не знала, что так всё выйдет. — Она подняла голову, осмотрела всех по очереди и улыбнулась улыбкой человека, который наконец нашёл в себе силы сознаться в постыдной шалости и теперь ему очень легко.

Все смеялись. Не смеялся Пал Палыч.

— Что ж, придётся, видно, отвергнуть пока теорию о культовом значении угловатого сосуда.

— Пал Палыч! А вы не расстраивайтесь! — воскликнул Миша. — Мы вам и не такое доказательство найдём. Какое скажете, такое и найдём! Мы вам что хочешь докажем.

— Опасные слова я слышу! — ответил Пал Палыч устало. — Как вы думаете, какой урок мы можем извлечь из этого происшествия?

— Нельзя рисовать на стенах пещер? — спросил Адгур.

— Нельзя пускать ребят одних в пещеры — вот к какому выводу пришёл я, — заявил Арсен.

— Не ребят, а девчонок! Вечно они что-нибудь натворят! — возразил Миша.

— Вовсе не девчонки натваривают, а мальчишки! — сказала с вызовом Нелли.

— А кто нарисовал ребус? Я или ты? А ты девчонка. Так что я пришел к такому выводу — никому не верь, одному себе верь. Уж если самые лучшие друзья так поступают… — Почему-то Миша чувствовал себя кровно обиженным, что Нелли морочила этим проклятым ребусом голову и Адгуру, и Алику, и всем остальным.

— А вот мне кажется опасным совсем другое, — сказал Пал Палыч. — Конечно, надо было бы поругать нашу Нелли за её рисунок. Но мы не будем очень строги к ней и примем во внимание, что в то время она была ещё совсем неопытным спелеологом и не знала нашего основного правила: пещера — это памятник прошлого, а памятник прошлого существует не для нас и не для нашего поколения только, а и для тех, кто будет жить сотни и тысячи лет после нас.

— Я только ребят хотела разыграть — Адгура и Алика. Они собирались разыграть прохиндеев, ну, а я — их. И они сами виноваты — зачем оставили меня одну в пещере?

А Пал Палыч продолжал:

— Гораздо хуже то, что мы все — и в первую очередь я — поддались обману и, не проверив подлинности рисунка, начали сочинять всякие теории. И тут у вас есть одно смягчающее вину обстоятельство, которого нет у меня. Вы не знали любопытной особенности археологического дела. Давно замечено, что люди по-разному относятся к представителям различиях профессий. Если вы доктор, то они обязательно будут приставать к вам со своими ревматизмами, сердечными перебоями и болями в желудке даже тогда, когда вы начнёте разговор, скажем, о Чайковском. Если вы журналист, то вам начнут рассказывать про замечательных людей. Ну, а с археологами бывает так. Стоит человеку увидеть его за работой, как у этого человека появляется непреодолимое желание подшутить над ним. Мальчишки, зрители, даже рабочие, принимающие участие в раскопках, — словом, все-все — подкидывают в раскоп пуговицы от старых брюк, черепки от цветочных горшков и консервные банки. Цель одна — ввести его в заблуждение. Когда впервые нашли кости неандертальского человека, то рабочие соседних каменоломен надоели учёным просьбами включить в их коллекции каменные орудия, якобы найденные в пещерах. И эти орудия были так хорошо изготовлены, что от них не отказался бы самый привередливый неандерталец, а ведь неандертальцы были большими знатоками камня. И учёные ошибались бы, но, к счастью, патину — этот налёт веков — ничем не подделаешь. А одному миллионеру раз всучили якобы старинную монету с надписью «200 г. до н. э.», что значит: «200 год до нашей эры». Чудаки! Они даже не подозревали, что за двести лет до начала нашей эры люди не могли предвидеть, что «наша эра» начнётся ровно через двести лет. Они и не подозревали, что в те времена существовала своя система летосчисления.

Нелли не собиралась обмануть науку. Она всего-навсего хотела подшутить над приятелями. Но мы с вами археологи, я мы должны быть готовы к тому, что и над нами хотят подшутить. А я, к стыду своему, об этом забыл. Забыл я и ещё одно золотое правило археологического поиска — никогда не полагайся на один рассказы, описания, рисунки, эстампажи и даже фотографии, а постарайся лично осмотреть изображение. По степени запылённости, по цвету борозд, но следам, оставленным инструментом, по крошке, по сотне других признаков нетрудно было бы определить, подлинный ли это рисунок или же недавняя подделка. Сбило меня с толку и то, что Неллин волейбольный мяч как две капли воды похож на изображение солнца, которое частенько можно видеть на священных камнях абхазов.

Вот тут Миша говорил: «Мы вам что хочешь докажем». Конечно, очень плохо, что мы поверили в подлинность рисунка, не проверив его десятки раз. Но ещё хуже, что мы истолковали рисунок так, как нам выгодно. Одно и то же изображение мы с вами приняли и за рогульки, и за солонки…

— И за огурцы, и за сосиски, и за шлюпки с вёслами, — продолжал Миша. — Выходит…

— Выходит, больше всего человек не должен верить самому себе. Самообман подстерегает человека на каждом шагу. Происходит это так: сделает учёный ряд наблюдений. На основе своих наблюдений он придумает какую-нибудь теорию, объясняющую эти явления. Разумеется, свою теорию он очень любит, потому что он сам создал её, а человеку свойственно любить своё детище. Неограниченная же любовь — источник самообмана. Много явлений попадается учёному при исследовании. Некоторые явления трудно объясняются его теорией. Другие же хорошо укладываются в неё. Казалось бы, надо проанализировать все явления и пересмотреть теорию, но учёный, помимо воли обманывая себя и других, отвергает всё то, что не укладывается в теорию, и раздувает всё то, что подтверждает её. А если попадается явление, которое можно истолковать и так и этак, он обязательно истолкует его таким образом, чтобы не пострадали его собственные предположения. Так уж у нас глаза устроены, что мы видим то, что нам хочется видеть. Любить своё детище надо, но надо также видеть его недостатки. И чем больше ты любишь своё детище, тем больше недостатков ты должен замечать в нём. Мы бы высмеяли объяснение бабушки Минако, если бы оно противоречило нашей истории джихов. Вот почему слова: «мы что хочешь докажем» — очень опасные слова. Надо из фактов выводить мысль, а не наоборот.