Алена Сантарова - Катя, Катенька, Катрин

Такие девушки-«студентки» не часто встречали сочувствие и среди своих университетских коллег. Некоторые из них даже восставали: они не желали, чтобы на лекциях присутствовали женщины. Им казалось, что это снижает научный уровень лекций. Другим казалось, что «студентки» оскорбляют честь их будущих жен, сестер и матерей.

Только первый год нового, двадцатого столетия узаконил учебу женщин в университетах. Начиная с этого года девушки могли записываться в качестве слушательниц на медицинские и философские факультеты, сдавать экзамены, получать ученые звания. У них появилась реальная надежда получить приличное место после окончания университета, потому что раньше…

Об этом Катенька читала затаив дыхание и со слезами на глазах. Это была история двух первых чешек, получивших звание врачей. Их путь был тяжел и тернист и не привел, как в сказке, к счастливому концу. Анна Байерова и Богуслава Кецкова были способные, прилежные и настойчивые студентки. Они закончили университет в Швейцарии, где на двадцать лет раньше, чем в Праге и Вене, женщинам была предоставлена возможность учиться. Они сдали экзамены и стали врачами. Это была первая победа. Прогрессивное общество приветствовало их восторженными статьями и речами, но должностные лица пожимали плечами: мы не доверяем ученым женщинам, мы боимся предоставлять им места в больницах, мы не можем дать разрешение на их медицинскую практику. Так и пришлось им обеим уехать в далекую Боснию, чтобы лечить там магометанских женщин, религия которых запрещала им обращаться к помощи врачей-мужчин.

Обо всем этом Катенька прочитала в журнале, который приходил из Праги на имя отца, директора школы.

С того года сообщения о женщинах-студентках появлялись все чаще и чаще. К первым женщинам-врачам Байеровой и Кецковой добавилось новое имя — доктор Анна Гонзакова, а затем — имена ее коллег: Маховой, Возабовой, Пейгровой… Их было десять. Шел 1906 год, и Катенька была твердо уверена, что через десять лет в конце этого списка будет стоять и ее имя — имя Катержины Томсовой. Доктор Катержина Томсова.

Однажды, когда лето было уже в разгаре и стояли знойные дни, она снова спряталась в каморке у окна, в холодке с запахом прошлогодних яблок.

Во влажной полутьме садовой беседки ученик с трудом отвечал на вопросы учителя, своего отца.

— Не знаешь? Молчишь? Снова не можешь ответить? — спрашивал отец, глядя на сына не зло, а печально и устало. — Не выдержишь экзамен, Благослав. Опозоришь и опечалишь своих родителей. А ведь мы многого ждали от тебя.

Благоуш не слушал. Он чесал одной ногой другую и смотрел, как по деревянному полу бегают муравьи. «Кусаются, бродяги! — думал он. — Кусаются и ищут сладкое. Наверное, оно здесь есть». Он никак не мог сосредоточиться и ответить на вопрос отца, потому что мысли его были заняты муравьями и сладким.

— Беги! — сказал отец.

Но мальчик не знал, куда. Он смотрел смущенно и глупо, как только что вылупившийся из яйца птенец.

— Куда бежать?

— Беги и принеси учебник латинского языка.

«Ко всем мучениям еще и это!» — с грустью подумал Благоуш.

Отец начал учить его латыни в надежде на то, что если он поступит в гимназию, то осенью ему будет легче учиться, так как он будет уже подготовлен. Благоуш с неохотой побежал за учебником, но очень скоро вернулся.

— Там нет! Учебника по латыни там нет!

— Ты знаешь, что за ложь и бесчестность я строго наказываю? — спросил отец и еще раз повторил: — Беги и принеси учебник латинского языка.

Мальчик пошел, но, сделав несколько шагов, вернулся обратно.

— Папа, не сердитесь, но учебника там действительно нет!

— Ты хочешь сказать, что книгу ты потерял?

Отец уже явно повышал голос.

Благоуш наклонил голову и заметил, что муравьи облепляют клубнику. В глазах у него засветились злые огоньки.

— Нет, я ее не терял… Ее взяла Катя!

Отец снял, потом снова надел пенсне:

— Катя? Зачем твоей сестре учебник латинского языка?

Благоуш огляделся вокруг. Потом несколько таинственно наклонился к отцу и прошептал:

— Учебник у Кати!

— Что означает эта комедия? — спросил директор Томса, не любивший всяких драматических ситуаций, жалоб и нашептываний. Он был убежден, что все можно разрешить разумно, спокойно, без шума и лишних слов, — короче, как он говорил, без комедий.

— Папа, — снова прошептал Благоуш, — она хочет выучить латинский учебник наизусть!

Слова эти звучали как шутка, но мальчик клялся и божился, что это святая правда.

— Ты точно знаешь, что Катя занимается по твоим учебникам?

Отец не ждал ответа. Он смотрел вдаль.

Мальчик нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Он стоял и не знал, что ему делать. Наконец спросил:

— Можно мне уйти?

— Да, да, иди. Иди и пошли сюда свою сестру!

Катенька пришла и спросила, поглаживая фартук:

— Что, папа, желаете?

Он спросил о книге. Девушка опустила глаза. Отрицать было глупо, признаться — тяжело. И все же она должна была сказать: да, я брала и учебник, и тетрадь, и немецкий словарь.

Катя испугалась. Не могла совладать с собой.

— Ты… ты Иуда! — шепнула она брату.

Отец услышал:

— Зачем ты так называешь брата? И почему ведешь себя так, что в дальнейшем сама стыдишься своего поступка? Зачем?

Прибежала мама. В руке она держала розгу и спрашивала, в чем дело. Моментально она рассудила:

— Катя завидует брату, что тот будет учиться в гимназии. Вот она из зависти и спрятала книги, чтобы ребенок ничего не мог выучить. Так, Катя?..

Розга ритмично ударяла по ладони, словно отмеряла минуты, необходимые для ответа.

Катя боялась гнева и отца и матери. Больше всего — справедливого гнева отца. Он не бил, но молчал, и в его глазах было столько грусти! С провинившимся пан Томса долго не разговаривал.

Гнев мамы был бурный, но короткий. Его Катя боялась меньше.

— Отвечай, Катя! — угрожала мама.

— Нет, нет… не из зависти! — крикнула девушка. — Мне хотелось все это выучить!

Розга повисла в воздухе, и пани Томсова удивилась:

— Выучить?

Тогда вмешался отец:

— Оставьте нас, пожалуйста!

Катенька села на скамейку напротив отца, а он взял тетрадь со словами, по которой занимался Благослав. Он называл первые попавшиеся слова на нескольких страницах, и она отвечала, переводя с чешского на немецкий и обратно.

Катеньке казалось, что весь мир испытывал смятение, стыд и позор. Только отблеск отцовского пенсне оставался тем же. Она испуганно смотрела на отца и чувствовала какую-то пустоту, хотела отвечать, но голос у нее прерывался.

Вопросы продолжали следовать один за другим. Она ответила что-то на авось. Отец незаметно кивнул головой. После этого она уже отвечала смелее и лучше.