Алена Сантарова - Катя, Катенька, Катрин

— Я и собираюсь их чистить, — защищался обвиняемый, — но только пеплом и вербовой палочкой. — И, как в азбуке Морзе, добавил: — Это-го со-вер-шен-но до-ста-точ-но!

Дедушка смотрел на него, подняв брови:

— Интересно!

С минуту Енда горячо защищал свой индейский способ чистки зубов, потом начал что-то путать и наконец стыдливо умолк. Дедушка за все это время не сказал ничего, ни слова.

Он только стоял, смотрел, и глаза его смеялись.

Енда начал рьяно мыться. Но пасту и зубную щетку он держал в руках, как ядовитую змею. Смыв с себя все огорчения, он убежал. Катя видела из своего окна, как из курятника вылетели испуганные куры. Затем появился Енда с четырьмя яйцами в руках, блаженной улыбкой на губах и перьями в волосах.

— Завтрак! — нараспев повторял он. — Завтрак! Три точки, тире — точка…

На передней веранде за столом сидели бабушка, доктор и Катя.

— Знаете, девочки, — сказал дедушка, — в палатках стоял такой чудесный аромат кофе!

— А у нашего разве нет? — спросила бабушка. — Может быть, у них и хлеб лучше?

Доктор допускал и это. Бабушка и Катя засмеялись.

— Нехорошо смеяться над ветхим старцем! — произнес серьезно дедушка.

Ему стали доказывать, что он совсем не старый. Очевидцы могут подтвердить, как он шагает по лестнице через две ступеньки.

— Нет, нет. Я старый и уставший, — настаивал он на своем. — И мне хорошо было бы отдохнуть.

Затем он склонился к бабушке и что-то прошептал ей.

Катя думала, что какую-нибудь шутку, и была удивлена, когда бабушка вдруг оцепенела:

— Филипп! Надеюсь, что это не серьезно!

— Нет, серьезно, — ответил он и добавил: — Если, конечно, ты разрешишь.

После этих слов он поцеловал ей руку, как галантный кавалер, взял свой портфель и сбежал с лестницы через две ступеньки. Из сада он еще крикнул бабушке, чтобы та ничего не говорила Кате:

— А то она меня еще начнет отговаривать. Ведь она слишком взрослая и степенная для таких дел!

— Знаешь, что он придумал? — спросила бабушка. Катя отрицательно покачала головой. — Вместе с ребятами поехать по реке. Будет сидеть на веслах, неделю есть консервы и болтушку, которую Вера называет супом, спать на дне лодки, ловить рыбу. И все это — с удовольствием!

— Дети тоже, — ответила Катя, убирая со стола.

— Так что он это делает не только ради того, чтобы дети могли поехать, — вздохнула бабушка и, протягивая Кате листик, сказала: — Здесь перечислено все, что надо купить. Не забудь мыло!

Когда Катя выходила из калитки, она заметила какого-то румяного мужчину. Он любезно поднял соломенную шляпу в знак приветствия:

— Мое почтение…

Катя незаметно оглянулась. Нет, это не ошибка — приветствие относилось к ней. Вежливый мужчина был не кто иной, как их сосед, который еще в прошлом году обещал ей устроить взбучку и отгонял от карликовых деревьев. А как он сейчас сказал? «Мое почтение»? Или даже «Мое почтение, барышня»?

В Гайенке была одна улица, но она стоила того, чтобы о ней говорили и чтобы ее мостили. На ней было сосредоточено все, что сделало Гайенку городом, в противоположность деревне: учреждения, магазины, школа, дедушкин диспансер — короче, то, что Катя называла цивилизацией. В начале и в конце улица расширялась. Катя стояла на Верхней площадке и раздумывала, как ей спуститься к площади: по левой или по правой стороне? Она присела на скамеечку у фонтана, где каменные амуры переливали воду из одной раковины в другую, достала бабушкин список покупок, стала читать его и смотреть на проходящих мимо людей. Что, если она увидит здесь знаменитую компанию? Зародыш настоящего модного общества?

Румяная женщина с двумя пустыми ведрами прошла мимо Кати:

— Привет вам! Вы не докторова?

Катю разобрала злость.

На асфальте дети начертили классики, бросали камешки и прыгали. Маленькая измазюканная девочка постоянно все путала. Катю раздражало ее неумение играть. Ей хотелось вскочить и показать, как надо прыгать. Но она встала, забрала свои сумки и пошла. С грохотом пронеслась мимо грузовая машина. В облаке пыли за ней блеснул мотоцикл. Кате только показалось, или на самом деле на нем сидел молодой человек в клетчатой рубашке?

Медленно, из магазина в магазин, шла Катя, выполняя бабушкины поручения. Дольше всего она задержалась в магазине химических, москательных, косметических и других товаров. Там было полно людей, а медлительный продавец зевал за прилавком. Он еле-еле двигался и отвечал так, словно работать ему было чрезвычайно трудно.

— Нет, у нас этого нет, — сказал он старушке, которой для грудного ребенка нужна была бутылочка с делениями. Ответив ей, он остался стоять как вкопанный, опершись руками о прилавок.

Катя заметила, что продавец — довольно красивый молодой человек. У него была модная прическа, длинные, изогнутые ресницы, каким могла бы позавидовать любая девушка, кожа бронзового цвета; одет он был в пеструю матерчатую куртку, какие носят художники и дачники.

— Нет у нас! — повторил он строго старушке, которая не хотела поверить его отрицательному ответу и требовала детскую бутылочку.

В эту минуту к прилавку подошла полная женщина с белым халатом в руке:

— Что, что такое?

— Пани Весела, — жаловалась старушка, — молодой пан не хочет продать мне бутылочку с соской.

— Подождите, уважаемая, минуточку. Не сердитесь. У нас их много. Сын мне только помогает. Энунка, посмотри вон там. Выберите, пани, любую для своего внука.

— Правнука! — с гордостью поправила старушка, а усталый молодой продавец по имени Энунка получил возможность уделить свое внимание следующему покупателю. Им была Катя.

— Что желаете, уважаемая? — спросил он.

От такой вежливости у Кати перехватило дыхание.

— Мыло? Вы, конечно, из Праги?

И как это он сразу угадал! Обращаясь к ней, он улыбался так, словно они были старыми знакомыми. Он поинтересовался, ходит ли Катя в кино, купаться. Потом сказал, что вообще в Гайенке скучища и хорошо было бы сколотить свою компанию.

Он завернул ей мыло и попрощался со словами: «Целую ручки», что звучало и серьезно и шутливо. Катя не поняла, понравился ли он ей.

Бабушкины поручения были выполнены. Оставалось только зайти на почту. Там в коридоре поблескивал мотоцикл. Молодой человек в клетчатой рубашке стоял, засунув руки в карманы, и смотрел по сторонам. Вернее, он был высоким, рослым мальчишкой, а не молодым человеком. Его карие глаза смотрели так, словно на свете все было смешным. Прядь каштановых волос падала ему на лоб. Каждую минуту он отбрасывал ее назад рукой. Странно, но в нем была какая-то утонченность. Увидев Катю, он робко заморгал, а потом вдруг обратился к ней.

— Ты жи… вы живете у доктора, барышня? — спросил он, чтобы показать, что узнал ее. Только у барышни не было бус и демонической прически. Но он все равно узнал ее.