Ахто Леви - Такой смешной король! Книга вторая: Оккупация

Следствие Алфред провёл здесь же, на месте. В результате прибежала Мария Калитко, примчалась из другого дома Анна — мать Альберта, постучался и Тайдеман, даже Тайдеманиха нашла в себе силы спуститься до половины лестницы, на улице водитель в удивлении остановил танк: такова была сила сирены, исходящей из-за дверей и окон небесно-синего дома, всполошившей всё вокруг (многие в панике сигали в бомбоубежище). После, отпустив Короля, Алфред вопросительно посмотрел на глядевшего также недоуменно господина старшего инспектора полиции и спросил:

— Ну?! Если после такого допрашиваемый отрицает факт кражи подмёток, значит, он их не брал, да и зачем они ему, когда его родной отец украл ему ботинки на многие годы вперёд аж целый ящик? Но учтите, я тогда был не фельдфебель, а столяр. Фельдфебель же сегодня не отвечает за то, что делал столяр…

Вот какое последствие было у подарка, сделанного Королю Морским Козлом однажды в день рождения. Разве мог Его Величество предвидеть тогда, какому подвергнется допросу в будущем благодаря этому. Но все явления в жизни так или иначе взаимосвязаны: и Морской Козёл, когда дарил Королю книгу «Гигиена половой жизни», также не мог знать, что из-за этого их вещи — чемоданы, свёртки, баулы с одеждой Козла и роскошными нарядами фрау Морелоо — уедут в Германию без них и больше они их никогда не увидят: потому что, когда на другом пароходе десять дней спустя они прибыли в Данциг, про их чемоданы никто ничего не знал. А вместе со своими вещами, уже отправленными знакомым офицером на пароход, фрау Морелоо не могла ехать из-за своего сына, которого…

Которого в последний раз на прощание решил отдубасить Король. На этот раз, не считаясь ни с чем, он не оставлял Морскому Козлу возможности к отступлению. В результате… Такого Морского Козла нельзя было показать Гросс Дойчланду, а пароход ушёл. Когда уехали наконец и Морелоо, перед Королём встал вопрос, требующий решения: кого бить?

Только один кандидат заслуживал внимания — Йентс, сынок Вальве Земляники. Этот факт, в свою очередь, внёс кое-какие изменения в координацию взаимоотношений Земляники с Алфредом: Алфред подумывал хоть в деревне у Вальве на хуторе организовать жизнь, похожую на семейную, но, когда выяснилось, что каждая встреча Короля с Йентсом обходится последнему в несколько приличных синяков и чего-нибудь на нём разорванного, а то и разбитой головы — о какой семейной обстановке могла идти речь? В результате пришлось Алфреду в эту полусемейную обстановку без Короля на своём грузовике мотаться одному. Его Величество такое положение дел устраивало, оно давало ему всё больше и больше свободы. В середине лета по решению Алфреда он должен был поехать на Большую Землю в деревню Берёзы погостить к Хелли. Но пока бегал со своими вассалами, а в последнее время всё больше с маленьким Иваном, и предавался изучению поведения чайкиных яиц в кипящей воде: встают на острый конец или дают себя спокойно варить?

Однажды, взобравшись в плоскодонку рыбака Вагнера, отца Лилиан, он отправился к острову Лайамадала, вокруг которого много большущих валунов, а именно на Лайамадала немало чайкиных гнёзд. С южной стороны Лайамадала, недалеко от берега, здесь достаточно мелко. Король любил ложиться на нос лодки и глядеть в воду, ему нравилось наблюдать, как между водорослями жила своей подводной жизнью всякая мелкая морская живность. Когда не было ветра и вода стояла тихая, прозрачная, было так приятно забыться в мечтах, свесившись с кормы, представить себя таким же маленьким, как крошечные рыбёшки, играющие в зелёной воде. Лодка тихо скользила в сторону Лайамадала, гонимая слабым ветерком. Вдруг Король отпрянул и дрожь пробежала у него по спине, он даже не поверил, что действительно это было, а лодка проскользнула уже вперёд… Он только что видел… глаза. Застывшие, неподвижные и страшные глаза — не рыбы, а человека.

Король взял весло и осторожно повернул лодку туда, где только что проплывал, и внимательно смотрел. Это было нетрудно, вода неглубокая. И вот он сперва увидел ноги в ботинках… лишь ботинки, колени оказались прикрытыми зелёными прядями водорослей, которые, словно стелились над лежащим в воде телом, затем лодка опять проплыла мимо головы, и из воды через прозрачную жидкость на Короля смотрели застывшие знакомые глаза, рыжие глаза господина Векшеля. Что это он, в том не было сомнения, ибо Зингер всегда Зингер, Золинген всегда Золинген, а Векшель и в воде Векшель. Королю почудилось, что на шее у того привязана верёвка, конец которой, лениво качаемый водой туда-сюда, вверх-вниз, то опускался, то поднимался.

Поездке Короля на Большую Землю не суждено было состояться из-за непредвиденных событий, потрясших всех во всём мире: как стало известно из Немецкой печати и радиовещания, которые, как давно объявлено немецким командованием, никогда не врут. Это было 21 июля, когда казнили на Большой Земле очередных преступников, на сей раз четверых. Их повесили за то, что в лагере или в тюрьме, где они содержались за подлую коммунистическую подрывную деятельность, они брали у заболевших тифом вшей и через бумажные трубочки вдували их в камеры здоровых заключённых. Повесили их добровольцы из заключённых. Об этом известили наряду с анализом расшатавшейся в республике дисциплины и упадка морали. В то время, когда у Нарвы наши войска наносили большевикам сокрушительные удары (сначала у Сталинграда), люди не хотели выполнять обыкновенные нормы труда, и в отношении таких надо применять тяжёлые наказания.

На фронте делается для победы максимальное, проявляется небывалый героизм, а в тылу не хотят работать. Увиливают! Ропщут! Жалуются на условия! Но если честно признать, на Островной Земле ещё и не почувствовали на себе ужасы войны, здесь ещё ни разу не бомбили. Некоторые живут даже богаче, чем жили в мирное время… Но не это, не казнь каких-то преступников стала помехой отъезда Его Величества на Большую Землю.

Именно 22 июля в батальоне обо всём узнали. Кошмарно! Чудовищно! Какая дикость! Какая бесчеловечность!

Приехало много начальства из комендатуры: Дитрих, Нойманн, Майстер и другие. Батальон построился за домом. Майор Майстер читал сообщение, хотя Алфред предпочёл бы, чтобы это делал Дитрих, у него дикция лучше: Майстер чересчур шепелявил. На фюрера совершён аттендат! Со взрывчаткой! Многие высокие чины, советники вождя, получили тяжёлые ранения. Но главное — фюрер цел. Он ранен, но цел.

В тот же день, несмотря на физические боли, мужественно принимал Муссолини. Предательство! Вот что имело место. Но войска поклялись в верности вождю. Заговор ликвидировали за шесть часов! Немецкое население выражало своё возмущение, в своих речах представители рабочих говорили, что весь народ переживает прошедшие два дня и две ночи, у миллионов немцев сердца готовы были выпрыгнуть из груди от ужаса, когда узнали о покушении на вождя. По приказу московских евреев (ох, эти евреи!) Англия и её лорды (ох, эти лорды!) прислали самую мощную бомбу из сложной системы. Но народ принадлежит фюреру, а фюрер — народу. Смерть предателям! Хайль!