Ахто Леви - Такой смешной король! Книга вторая: Оккупация

Иван не понимал эстонского языка. А народ Тори |по-марсиански. Общаться с Иваном легче, чем осталь-ым, было Королю, благодаря дружбе с Поликарпом. Король с Поликарпом, правда, преимущественно общались на международном языке смеха, а чтобы понять теперь Ивана, которого все стали дружески называть Ваня, одного смеха явно недоставало, и всё же опыт общения с Карпом постепенно сыграл свою роль, и настал день, которого люди Тори с нетерпением ждали, — особенно Лилиан Вагнер, родители которой были из немцев, хотя Лилиан родилась на острове. Она относилась к Ивану с большим участием, чем остальные. Когда Король наконец в точности сумел расшифровать разъяснение Ивана, — почему он Иван Родионович, — выяснилось вот что: в России, когда к человеку относятся уважительно, то обращаются к нему по имени-отчеству, когда же с ним дружат, то просто по имени. Раз все люди Тори называют его Иваном или Ваней, что одно и то же, они относятся к нему как к другу, и он, Иван, доволен. Но если захотят обратиться к нему по имени-отчеству, он возражать не станет, поскольку это означает, что его уважают.

А уважения к себе обязан требовать каждый настоящий человек.

Единственно, чего от Ивана людям Тори узнать не удалось, — откуда он к ним приходит и куда уходит от них, где живёт, чем питается, вообще, как попал на остров и в город Журавлей. Тем не менее люди Тори был уверены в одном: Иван — сирота. Значит, нет у него ни матери ни отца. И никто не знает, где он ночует. А что будет он делать, когда настанет зима? Все знали, хотя этого им никто не говорил, что Иван прячется от немцев, и это естественно: немцы везде ищут русских, в лесах люди из самообороны прочёсывают каждый куст, словно русский какой-нибудь заяц, способный поместиться в кустике.

А недавно в «Нашей Земле» писали о юном герое, девятилетием сыночке служащего самообороны, который рано утром, выйдя в огород поиграть с винтовкой отца (ведь мальчики обожают играть с оружием), увидел в кустах смородины прячущегося русского солдата, грязного, оборванного; испугавшись, мальчик крикнул: «Хенде хох!» — и повёл послушного солдата в полицию, но в пути ему показалось, что солдат хочет убежать, нажал на курок и убил его выстрелом в спину. В газете писали об этом мальчике как о герое, похвально, но Королю страшно даже подумать, что кто-нибудь выстрелом в спину может убить Ивана Родионовича, ему представлялось, как Иван лежит в пыли, а из-под него бежит тоненькая красная змейка и ныряет в водосточную канаву.

Король любил войну… играть в войну. Со Свеном и Вальдуром или с другими мальчиками он играл в войну, в полицейских и разбойников, в бледнолицых и краснокожих; они стреляли друг в друга из «ружей», но однажды он чуть не схлопотал от Алфреда, когда нацелил свою «винтовку» на Марию Калитко и «приказал» поднять руки вверх. Алфред гневно вырвал оружие, то есть деревяшку, и сказал:

— Не смей целиться в живого человека даже из игрушечного ружья!

Алфред ничего не объяснял Королю, в этом и не было нужды: Его Величество сам догадался, что это подло и некрасиво в глазах воспитанных людей.

Так что положение маленького Ивана людей Тори беспокоило, об этом поговаривали между собой. Король же крепко держал язык за зубами, чтобы случайно не проговориться. Ему представлялось, как поведут маленького Ивана в тюрьму с поднятыми руками. Он понимал, что реально такого маленького с поднятыми руками не поведут, но что поделаешь, если ему так представлялось. Конечно, положение Ивана людей Тори беспокоило, но они не знали, как ему помочь. Высказывались планы, например, поселить у кого-нибудь в дровяном сарае и приносить еду, но чем всё это кончится? Не вечно же ему жить в сарае, к тому же могут заметить, открыть, тогда что?

Наконец решили мудро: он ведь где-то находится, когда не играет с народом Тори. Где-то спит. Значит, там его кормят? Значит, он у хороших людей и поэтому никому ничего не говорит. В таком случае всё в порядке и нечего ломать голову. Так решили все, кроме Лилиан Вагнер, мать которой умерла, а отец слыл в Тори как злющий рыбак. Лилиан продолжала заботиться о маленьком Иване. Её забота не выражалась в чём-то особенном: принесёт и сунет ему в карман груши из своего сада, которые — Король знал — у них очень сочные, или пакетик с пирожками. Пыталась ему и носки навязать, от которых маленький Иван категорически отказался, замотал головой и сказал по-марсиански:

— Не-е, у меня портянки, удобнее.

Действительно, всякий раз, закончив играть в мяч он накручивал какую-то ткань на босые ноги и совал их в маленькие сапоги, сделанные неизвестно из чего. А портянки удобны ли? То Королю было неведомо.

Хелли и Мария Калитко часто встречались в общем дворе. Здесь у них обычно состоялись подробные обмены новостями, консультации и разговоры на житейско-неполитические темы: известно же, что Хелли к политике относилась более чем презрительно. Должны же были они делиться впечатлениями об очередях, продовольственных карточках, продуктовых нормах. Намного удобнее вести разговоры в доме у Хелли или у Марии. Но нет же! Встречались во дворе, у одной ведро с помоями в руке, другая с хозяйственной сумкой, из города шла, и вот… «пошла мельница молоть» — как говорил Алфред.

Заботы у женщин, конечно, похожие: приготовить, убрать, накормить, в очередях постоять — дел немало. Рассиживаться с разговорами, — на это времени не было. Другое дело, если так, мимоходом, случайно встретившись во дворе, перемолвиться парой-другой слов… на часик-другой, если нет дождя.

Да нет, восстание маршала Блюхера на Дальнем Востоке, о котором сообщил Алфреду майор Майстер из гестапо, их не интересовало. Какое дело Хелли и Марии до того, что русский из немцев в Чите хотел образовать Дальневосточную советскую республику, что на улицы выходили рабочие заводов и на подавление этих выступлений были брошены войска НКВД, столкновения носили кровавый характер, а регулярные войска отказались стрелять в народ и переходили на сторону выступивших, верных правительству разоружили и арестовали. Сторонники Блюхера стали хозяевами в городе… Нет, такое ни Хелли, ни Марии совершенно не интересно. А вот насчёт кремлёвской «красной царицы» другое дело. Это жизненно, интересно и удивительно, что и у Сталина… А почему бы и нет? На женщин — об этом Хелли именно сообщила соседке, — с которыми у красного диктатора имеются связи, обращают особое внимание, и в Москве уже длительное время в центре внимания у «высшего красного общества» довольно таинственная особа, проживающая в последнее время в Кремле. У него, конечно, несколько жён и любовниц, но те не имеют на него влияния. Эта же «любимому всеми отцу» очень, говорят, импонирует. А её судьба!..