Елизавета Кондрашова - Дети Солнцевых

Опять ахи, охи. Восторгам нет конца. Вера Сергеевна тоже щедро расточает похвалы.

Насладившись еще раз своим успехом, Бунина наконец решительно сворачивает платок, переложив его бумагой, расправляет бахрому, прячет платок в чехол, тщательно завязывает целым десятком тесемочек и тогда уже укладывает в рабочую корзиночку, стоящую на скамейке у окна.

Через несколько минут громкий звон, и вслед за ним покрикивание и похлопывание в ладоши дают знать об окончании рекреации.

— En classes, mesdames, en classes! Dépêchez-vous! [98] По классам, девочки, по классам! Торопитесь! ( франц. ) — раздаются со всех сторон громкие возгласы, перекрывающие на секунду детские голоса.

Разбегавшиеся дети останавливаются. Смех и крики прекращаются. Воспитанницы, обтягивая передники и съехавшие на сторону пелеринки, живо подсовывая под рукава свалившиеся рукавчики и оправляя волосы, бегут к своим местам.

Некоторые наперегонки бросаются в угол залы, где уже толпятся и теснятся ранее прибежавшие, и роются в кучке сваленных вместе на скамейке книг, платков, начатого вязания с большими клубками ниток и отыскивают принадлежащие им вещи.

Через пять минут все в порядке, все на местах, хотя многие стоят с раскрасневшимися лицами, блестящими глазами и учащенным дыханием.

Проходя с классом мимо скамейки, на которой стоит рабочая корзиночка, Бунина машинально, не глядя, протягивает руку, берется за ручку корзиночки, поднимает ее, и вдруг ее глаза останавливаются, расширяются, лицо изображает удивление. Она быстрым движением руки откидывает крышку — корзиночка пуста.

— Как это неприлично! Взять, не спросясь. Еще изомнут, запачкают! Кто это? — говорит она вслух. — Противные!

Она ведет свой класс, как-то особенно крепко ступая ногами и потряхивая корпусом, лицо ее дышит досадой, зеленовато-серые, на выкате, глаза, расширенные ноздри и учащенное дыхание ясно говорят о ее раздражении. Проходя по классам старших, она ищет глазами, не попадется ли ей нарушительница приличия и ее спокойствия, но нигде ничего не видит. «Кто бы это был? — думает она. — Задам же я ей! Бессовестные!»

— Préparez vos cahiers! Нюта, voici la clef! Mets tout en ordre! [99] Приготовьте тетради!..вот ключ! Приведи все в порядок! ( франц. ) — говорит она, поспешно выходя из класса.

Досада на того, кто взял ее работу, и страх, что теперь, когда она ради такого крайнего случая оставила детей одних, в класс зайдет мадам Адлер и ей достанется, борются в ней.

— Уж отделаю же я ее! — шепчет она про себя. — Mesdames, кто взял мою работу? — спрашивает она не то сердитым, не то взволнованным голосом, входя в ближайший класс и окидывая взором всех сидящих на скамейках воспитанниц.

Воспитанницы переглядываются удивленно и в один голос отвечают:

— Мы не брали!

Бунина бежит в следующий класс, ответ тот же. Щеки ее бледнеют, глаза наполняются слезами, губы дрожат. В последнем классе ей отвечают то же.

Она на минуту останавливается, берется руками за лоб, как бы для того, чтобы собраться с мыслями… В эту минуту отворяется дверь, воспитанницы приподнимаются со своих мест, делают реверансы и садятся.

Бунина слышит движение воспитанниц, приходит в себя, поднимает голову, — учитель уже сидит у кафедры. Нагнув голову и запустив в длинные черные волосы все пять пальцев одной руки, он другой намечает что-то карандашом в открытом перед ним журнале. Бунина испуганно взглядывает в сторону и, увидев пристально смотрящую на нее классную даму, подходит к ней.

— Марья Григорьевна! — говорит она с растерянным видом. — Кто-то унес мою работу, мой платок…

— Plus tard, ma chère, plus tard, la leçon commence [100] Поздно, дорогая, слишком поздно, урок начинается ( франц. ). , — отвечает классная дама, не слушая ее и отстраняя от себя рукой.

Бунина торопливо выходит из класса, входит в другой, и по мере того как она, переходя из одной комнаты в другую, видит, что урок начался везде, сердце ее сжимается от беспокойства. Страх, что мадам Адлер увидит ее отсутствие в классе и не спустит ей этого, потому что все еще сердится за историю с противной Солнцевой, вытесняет все остальные мысли. В беспокойстве она еще прибавляет шаг и останавливается на одну секунду перед дверью маленького класса, быстро крестится и, чуть шевеля губами, произносит:

— Господи помилуй, Господи помилуй!..

В классе уже сидел священник. Молитва была прочтена, и одна из девочек, стоя на своем месте, бойко отвечала на память выученный урок. Священник, проводя по бороде рукой, мерно поднимал и опускал голову, не спуская глаз с отвечавшей ему девочки.

Бунина тихонько добралась до своего места, села на стул у окна и по привычке окинула глазами всех детей от первой до последней скамейки. Все было в порядке и, главное, обошлось без мадам Адлер.

«Славу Богу! — подумала Бунина и вздохнула с облегчением. — Но куда же он мог деваться? Кто его взял? — она стала припоминать, кто был возле нее, когда она укладывала платок в корзинку. — Не спрашивал ли у меня кто еще прежде, вчера, может быть, позволения взять и показать его кому-нибудь? Нет, наверное никто…Сунут в пюпитр, отвратительные, противные, закапают еще чернилами… Если только они его испортят, я пойду к maman, пожалуюсь».

Бунина не слышала урока, который казался ей особенно скучным и особенно продолжительным в этот день. Она не могла бы повторить ни одного слова, сказанного священником, точно так же как не могла бы сказать, кого священник вызывал, и кто как отвечал.

К следующему уроку пришла Елена Антоновна. Бунина встретила ее на пороге, почему-то вдруг в ее душе мелькнула надежда: «Это Елена Антоновна взяла его, когда шла к себе, верно, кому-нибудь из заехавших знакомых показать».

— Елена Антоновна, мой платок у вас? — спросила она живо.

— Какой платок?

Елена Антоновна с удивлением посмотрела на Бунину. У той, как говорится, упало сердце.

— Моя работа… Мой платок… Я вам показывала его перед гулянием, потом всем показывала.

— Нет, ma chère, я его не брала, — ответила Елена Антоновна.

— Позвольте мне выйти… расспросить… пока… между уроками… Это ужасно!.. — заговорила девушка, все более и более меняясь в лице.

— Mesdames! — сказала она, отворив дверь в ближайший класс. — Ради Бога, что за шутки! Отдайте мне мою работу.

Классная дама, занятая чем-то у шкафа, обернулась, с удивлением и неудовольствием посмотрела на нее и собралась было сделать ей выговор за несвоевременное волнение, но увидев ее меловое лицо, беспокойно бегавшие глаза и бледные, дрожащие губы, обернулась к классу и серьезно сказала:

— Mesdemoiselles, если кто-нибудь из вас выдумал такую шутку, прошу немедленно прекратить ее. Слышите?

— Мы не брали. Мы не думали брать. Мы уж сказали, что не брали! — загудело по классу.