Лия Симонова - Лабиринт

— Профессор! — обозначив на своем лице крайнее изумление, всплеснула руками Вика. — Вы гнушаетесь спортом? Не желаете тренировать свое дряблое тело? Вы не страшитесь, что тонна заплывшего жиром мяса раздавит утонченную душу?

— Отстань! — отмахнулся Борис, продолжая читать. Вика уплыла на свою половину, но почти тотчас же вернулась. Состроив страдальческую мину, попросила жалостливо:

— Бобик, будь добр, золотко, помоги; понимаешь, побежала звонить, натянула по-быстрому платье прямо на футболку, никак не стяну…

— Я что, твоя горничная? — покраснел Борис. — Позови Настену или Катюху.

— Они же далеко, — имитируя искренность, удивилась Вика, — а ты рядом. Я думала, ты джентльмен и готов помочь даме…

Посапывая и поправляя очки, как всегда в момент волнения, Борис приблизился к Вике:

— Ну, что делать?

— Всего-навсего потянуть за подол кверху, мне же мой неудобно, — оправдывалась Вика, состроив ангельское личико.

И не успел Борис пошевелиться, она накинула подол платья на голову, наклонилась, протянув к Борису руки, и ловко выставила напоказ свой нехуденький зад в коротких трусиках.

У Бориса перехватило дыхание. Оголенные ноги покрывал золотистый пушок, от разомлевшего тела шел дурманящий запах. Борис зажмурился и поплыл…

На физкультуре все они прыгали и бегали полураздетыми, не слишком обращая внимание друг на друга, но впервые в жизни женщина обнажалась при Борисе, и он ощущал мучительную неловкость, неведомое ему томление. Вика не ошиблась в своих ведьмовских затеях.

— Я задыхаюсь, — глухо пробубнила она из платья, мешком свалившегося ей на голову. — Тяни! — Вика прихватила Борисовы руки своими и рванула подол.

Платье слетело вместе с майкой, Вика разогнулась, и прямо перед глазами Бориса качнулись упругие острые девичьи груди с нежными коричневатыми сосками. Борис оцепенел и почувствовал, что не может унять дрожи.

— Ой, какой ужас! — внутренне посмеиваясь над растерянностью Катырева, изобразила смущение Вика и прикрыла груди ладонями. Резким движением потянувшись за отскочившим в сторону платьем, сделала вид, что высвобождает из него майку, и, будто не удержавшись на ногах, всем телом навалилась на Катырева. Прильнула губами к его горячим губам, оголенной грудью к свирепо колотящемуся сердцу, а ее мягкие, гладкие руки потянулись вверх по ногам Бориса.

Однажды перейдя границы запретного, Вика не испытывала стеснения в таких развлечениях и наслаждалась страданием Бориса.

— Бобик, — потупив глазки и жеманясь, пролепетала Вика, — извини, пожалуйста. От смущения я прямо уже на ногах не держусь.

Борис слышал, что Вика что-то говорит, но ее слова тонули в мутном тумане. Внутри его все предательски пульсировало. Величайшая тайна, так неожиданно выскользнув из-под покрова неизвестности от случайных прикосновений, открывалась ему. Но почему же все так гадко?..

Вика, ехидно посмеиваясь, ушла.

Борис открыл глаза, с опаской оглядел себя. Ужасное пятно на светлых трусиках, позорное свидетельство пробудившейся плоти, повергло его в смятение. Как он посмотрит теперь в глаза Лине?..

Его охватил ужас при мысли, что не знающая чести Семга станет упиваться своей победой и все, а в первую очередь Липа, узнают о том, что произошло.

Борис решил потихоньку выбраться из зала, убежать куда глаза глядят и никогда в этот ад не возвращаться. Но как только он вышел из раздевалки, на него обрушился истерически неестественный смех Настены и Катюхи и еще кого-то, с кем Семушкина весело обсуждала его мужские достоинства.

— Бобик! — нарочно громко позвала Бориса Вика. — У тебя, дорогой, с бугром Венеры полный порядок! Если кто сомневается, — продолжала она, со змеиной улыбкой поглядывая на Лину, — могу поставить личное клеймо, я проверила!

— Дрянь! — крикнул Борис, не помня себя от обрушившегося на него приступа гнева. — Бесстыжая тварь! Панельная девка!

Раздавленный обломками стены, искусно возведенной им для обороны от недоброго внешнего мира, Борис с остервенением хлестал Семушкину по щекам, выкрикивая оскорбления, вместе с которыми извергалась наружу его боль и обида.

Вике же не было ни больно, ни обидно. Напротив, истерика Бориса, застывшее от ужаса лицо Лины и привычное всхлипывание вечной страдалицы Чумаковой взбодрили ее, дали вновь почувствовать власть над людьми, словно только в чужом мучении могла она черпать необходимую ей для жизни энергию.

И вдруг по-мужски сильные руки схватили Вику со спины и поволокли в коридор, она и опомниться не успела.

— Признавайся, швабра, — учиняла ей грозный допрос Арина, — ты спрятала нашу форму?

Вика молчала. Все, что угодно, но она не даст взять верх над собой Васильевой.

— Ты что, чокнулась? Уж совсем… — вступилась за подружку Катюха, обычно никак не напоминающая о своем существовании. — Если ты больная — лечись. — Она попыталась оттеснить Васильеву от Семушкиной, но от резкого толчка сама отлетела в сторону.

— Да вы кидаете все куда не попадя, а на других валите, — запричитала дурковатая Настена, семеня за Ариной. — Вот я найду вашу форму, будете извиняться…

— Ищи! — согласилась Арина. — И по-быстрому! А пока эта швабра посидит, подумает, как ей жить дальше…

Вика поняла, что сопротивляться бессмысленно. Арина сильнее ее, и озверевший Катырев пусть лучше уж сразу спустит пары.

Втроем, Арина под мышки, а Катырев с подоспевшим Гвоздевым за ноги, они подняли Вику над баком для мусора и, сложив пополам, запихнули в него вниз задним местом. Вика знала, что самостоятельно выбраться из бака невозможно, но продолжала деланно улыбаться, всем своим видом стараясь показать, что она не против озорных шуток, которые и сама обожает учинять своим одноклассникам.

Вика мгновенно и точно рассчитала, что не в ее пользу поднимать шум, привлекать внимание к ситуации, в которой она оказалась в невыгодном положении.

Скоро вернется Настена, Катюха позовет Колюню и еще кого-нибудь, да и уборщица не ушла далеко, если поставила бачок вблизи спортивного зала, где заканчивались занятия. Удовлетворенно отмечая, что ее смиренное поведение сбивает с толку ее мстителей и вроде бы обезоруживает их, Вика, не проронив ни слова, продолжала улыбаться. Только зло поблескивающие глаза могли бы выдать ее, но Вика никогда не смотрела прямо, отводила, прятала взгляд.

Предчувствие возмездия томило Арину, возбуждало в ней, всегда уверенной в себе, беспокойство и раздражение. Это непривычное для себя состояние Арина не умела скрыть, все больше нервничая еще и оттого, что Вика теперь постоянно следила за каждым ее шагом, жестом, словом, ждала момента, когда сможет отыграться, ударить побольнее.