Раиса Торбан - Заколдованная палата

— Ну вот и хорошо. Недоразумение с Валерочкой уладилось. Он — чудный мальчик, собственно говоря, он в этой истории не виноват, не браните его. Это затеял Улыбин, отпетый хулиган, лодырь, безнадзорный парень. Не могу понять, зачем только таких принимают в санаторий…

— Но деньги из вашей шкатулочки украл все же мой сын. Кто из вас их взял? — жестко спросил отец.

— Я, — покраснев, ответил Валерочка и опустил голову.

— Он больше не будет, не будет… Он хороший мальчик, — погладила Валеру по голове «Химия». И выкатилась из палаты. Вместо нее появилась Минна Эриковна.

— Это мой больной, — сладенько улыбаясь, сказала она Гречишникову и обняла Валерочку.

— Как подвинулось лечение? — сухо спросил отец. — Меня интересует, может ли сын заниматься спортом, выполнять физическую работу?

— Какую?

— Ну хотя бы копать землю, носить кирпичи, рубить дрова. Делать все, на что требуется физическая сила.

— Тяжелую — нет, не может… Валерочке не понравились грязи… он пропускал процедуры, мало работал на снарядах, уклонялся от массажа.

— А зачем мне делать тяжелую работу, — подал голос Валера. — Ведь мама давно решила, что я буду дипломатом… Она заочно устроила меня в мастерскую художественного слова — учиться красиво говорить.

Отец без улыбки взглянул на него.

— Пойдем-ка лучше к Мите, ты, я вижу, все еще ничего не понял…

Минна Эриковна взялась их проводить, хотя Валера и без нее прекрасно знал дорогу в свою палату.

Митя сначала смущался и на вопросы Гречишникова отвечал, односложно, но постепенно они разговорились. Мите понравился Валерочкин отец. Совсем, совсем простой человек. Незаметно Митя рассказал ему и про своих ребятишек, и про тетку Варьку с дядей Антипом, и про то, что его отец был танкистом…

— Я сам командовал во время войны танковым корпусом… В какой части служил твой отец?

— В Н-ской части…

— Так это же у меня?!

— Мой отец имел орден Отечественной войны, — с гордостью сказал Митя, — но он никогда не рассказывал, за что его получил. Бывало спросим: пап, за что тебе орден дали? Расскажи! — А он отвечает:

— Сам не знаю… воевал как все.

Гречишников внимательно слушал Митю, приглядывался к нему. В памяти возникал облик очень похожего на Митю, дорогого ему человека, и теплое чувство к мальчику росло.

В палату вкатились велосипед и «Химия».

— Получите вашу собственность, — расплылась в улыбке сестра-хозяйка. За ее спиной стоял Фредик.

— Этот велосипед принадлежит Мите, — сказал отец Валеры.

— Нет, нет, я не возьму, — запротестовал Митя. Он уже знал, как этот велосипед был приобретен…

— Не волнуйся. Я разрешил Валере потратить эти деньги на велосипед, — сказал Гречишников и кивнул ребятам.

Валерочка и Фредик одновременно схватились за велосипед и подкатили его к Митиной кровати:

— Митя! Прими наш скромный подарок!!!

— Спасибо… — еле слышно произнес Митя.

Все бросились в десятую палату — с Лялей истерика. Прибежала Минна Эриковна.

— Что, что случилось?

Ляля трагически протянула Минне Эриковне письмо. Вот что писала Ляле мать:

«Дорогая моя доченька! У нас новость. В связи с сокращением вооруженных сил в СССР отца демобилизовали. Ты знаешь, он не имеет мирной специальности. Ему предложили учиться заочно и работать. Не можешь себе представить, как я расстроена. Он решил заняться сельским хозяйством, переехать в деревню. Ездил недавно в какой-то дальний район, выбрал себе отсталый свиносовхоз. Вернулся оттуда на себя непохожий. Говорит, что свиньи там грязные, тощие, голодные. Так это оставить нельзя. И он не пожалеет трудов, чтобы этот свиносовхоз сделать передовым…

А мне приказано московскую квартиру сдать, лишние вещи, стильную мебель и картины, ну знаешь те, что у тебя в комнате, продать.

Папа говорит, что эти абстрактные картины — бездарная мазня, а на этих стульчиках нельзя сидеть нормальному человеку. Скоро я заеду за тобой и мы вместе отправимся к нему, к свиньям… Прощай, Карловы Вары.

Твоя бедная страдалица-мама».

В конверте лежала еще маленькая записка от папы.

«…Я надеюсь, моя дорогая доченька, что ты хорошо подлечилась. Жду вас с мамой к себе в свиносовхоз. Будете мне помогать. А к осени подумаем всерьез, какую тебе выбрать специальность. Не горюй!..

Любящий папа».

Легко сказать: «Не горюй!» — Ляля вдруг схватила свой чемодан, начала перебирать свои наряды. Где же теперь она будет все носить?

В палату влетел Леня, размахивая над головой большим и красивым конвертом.

— Вот что получил Митя! Читайте! — ликовал Леня. — Читайте! Он разрешил мне показать ребятам.

Марксида осторожно вынула из конверта бумаги. Это были: пригласительный билет на съезд юных животноводов в Москве, путевка в Артек и благодарность от колхоза «за добросовестный, хозяйский выпас поросят-отъемышей в его родном колхозе».

Все побежали в палату к Мите.

Ляля осталась одна. Никогда еще она не чувствовала себя такой несчастной.

Машинально Ляля заглянула в зеркало и вздохнула: «Ах, какая же я противная: нос распух, глаза красные, как у кролика, волосы разметались, бант измялся, съехал на ухо. Смотреть тошно!»

Фредик вошел в палату, оглянулся по сторонам и, убедившись, что, кроме них двоих, в палате никого нет, — подошел к Ляле. Он вытащил из-за пазухи шкурки и бросил их Ляле на колени.

— На, возьми, эти, как их, лазейки, тьфу, норки, а мне отдай мое письмо, то…

— Я его порвала и выбросила, — смущенно ответила Ляля.

Фредик мрачно натянул кепку до самых ушей.

— Раз так, прощай, гусь свинье не товарищ!

Наступил день разлуки. Это особенный день. Ребята торопливо связывают и укладывают в портфели учебники, сдают воспитательницам санаторные игры и книги. Все бегают. Одни — из палат в камеру хранения. Другие — из камеры хранения в палаты. Ребята, которые все сдали, стоят у открытых настежь окон, ждут автобусов. То и дело раздается радостный возглас: «За тобой приехали!» И все вместе бегут в вестибюль встречать прибывших родителей.

В этот день у детей и взрослых подозрительно краснеют глаза, и носовые платки украдкой, чтоб никто не видел, смахивают непрошенную слезу. И все друг друга уговаривают: «Ну, не надо расстраиваться, ведь уезжаешь домой, хорошо…» Конечно, дома — хорошо… Но за три месяца все привыкли друг к другу. Юные сердца связали нити дружбы, товарищества, а иногда и других чувств, не всегда понятных тем, кто их испытывает.

Первой уезжает Рая. За нею приехал папа и еще один человек. Он слушал Раину игру на рояле, и после весь санаторий узнал, что Рая будет учиться в музыкальной школе.