Жигмонд Мориц - Будь честным всегда

И вдруг рука учителя, соскользнув с плеча Миши, чуть не коснулась ассигнации в кармашке. Мальчик едва не лишился сознания. Он отдаст деньги какому-нибудь нищему, в школу для благотворительных целей или пошлет дядюшке Тереку, ведь они получены от его сына. Скорей бы послать, пока никто ничего не знает. И весь свой годовой заработок у господина Пошалаки он пожертвует на столовую, всю жизнь будет трудиться ради неимущих, на благо родины, больше никогда не притронется к сахару, будет всегда ходить босиком, даже по снегу… Что угодно, лишь бы избежать опасности.

На второй перемене в дверях показался сторож.

— Михай Нилаш! — крикнул он.

Миши решал арифметический пример. Впервые он пришел в класс с неприготовленным уроком и теперь очень торопился выполнить задание до звонка. Оторопев, он встал с места, и вся беснующаяся шумная орава мгновенно притихла.

— Идите в кабинет директора, — сказал сторож Иштван.

По облику его вполне можно было принять за барина или за учителя. Этот чахоточный человек ходил медленно, едва волоча ноги, на лице его горели болезненные ржаво-красные пятна, и мальчики поговаривали, что он давно бы уже умер, если бы не женился на молоденькой, а теперь она умрет раньше его, и если он, овдовев, опять найдет себе молодую жену, то переживет и ее. Из-за этих разговоров, которым Миши вообще-то не очень верил — он еще в деревне привык не считаться с крестьянскими предрассудками, — Иштван казался ему какой-то таинственной личностью, и мальчик его побаивался. Сейчас, сбросив на парту тетрадь, ручку, чернильницу, похолодевший от страха, бледный, заплетая ногами, последовал он за сторожем. Шум в классе возобновился с удесятеренной силой, и Миши понял, что теперь обсуждают его.

Перед дверью директорского кабинета, где однажды в мучительном ожидании он уже провел четверть часа, им овладел неописуемый ужас, точно ему предстояло вступить в обитель смерти.

Сторож сразу вошел в кабинет, ведя за собой мальчика, — ждать на этот раз не пришлось, и это пугало еще больше.

Директор, с седоватой бородой, сидел за письменным столом и просматривал какие-то бумаги.

— Глубокоуважаемый господин директор, — почтительно произнес Иштван, — смею доложить, Михай Нилаш явился.

Миши смотрел на Старого рубаку, который через большие круглые очки продолжал изучать бумаги. Несколько минут прошло в молчании. Мальчик, слегка успокоившись, окинул взглядом комнату и увидел, что там сидят еще два человека. Высокий худой блондин в штатском и полицейский. Миши никогда еще не видел полицейских так близко. На вокзале и перед муниципалитетом он никогда их не разглядывал, а сейчас эти два человека сверлили его глазами, и он, чуть живой, с трудом выдерживал их суровый, беспощадный взгляд: господи Иисусе, они пришли арестовать его!

И под пронзающими, точно острые иглы, взглядами светловолосого господина и полицейского он смотрел теперь на директора уже как на своего спасителя — без прежнего ужаса, с интересом разглядывал его лицо, растрепанную бороду.

— В чем дело? — пробурчал вдруг Старый рубака. — Какой лотерейный билет ты присвоил?

Миши, задрожав, раскрыл рот, но не мог вымолвить ни слова.

Слегка отодвинувшись вместе со своим стулом от стола, директор закричал:

— Что ж, послушаем! Говори! Ну и герой! Эти почтенные господа полицейские, — он ткнул кулаком в сторону полицейского и блондина в штатском, — явились к нам допрашивать, расследовать! Точно жандармы ворвались в коллегию! Ведь нынче уже нет на свете ничего святого, нет уважения к законам, коллегии! Вламываются сюда! Мне угрожают оружием. Застрелили бы меня на месте, если бы я оказал сопротивление…

— Покорнейше прощу прощения, высокоуважаемый господин директор, — почтительным и умиротворяющим тоном заговорил блондин, — господин начальник полиции покорнейше просит вас, многоуважаемый господин директор, не смотреть слишком строго на наше появление здесь…

— А как мне смотреть? Как на особую честь? Уважение к коллегии? — кричал директор. — Что здесь, по-вашему, учатся воры, бандиты? Ворваться с оружием в руках в обитель муз, нарушить душевный покой мальчиков и юношей! Что это, по-вашему?

— Извините, пожалуйста, но последнее предписание министра, министра внутренних дел…

— Плевать я хотел на министра внутренних дел, а заодно и на министра иностранных дел, и если желаете знать, господа, то и на Ференца Деака и на весь их компромисс [13] Деак Ференц (1803–1876) — венгерский политический деятель, проводивший после революции 1848 года политику компромисса с габсбургской Австрией. мне плевать!.. Я представляю здесь автономные права коллегии, и не смейте на них посягать!

— Покорнейше прошу вас, уважаемый господин директор…

— Ничего у меня не просите! Не провоцируйте меня, не выводите из терпения! Этакие два Голиафа, в киверах, при саблях, врываются в священные залы коллегии, чтобы взять под арест эту крошечную овечку? Да это же воплощение невинности, взгляните, от горшка два вершка… И вы готовы его сожрать? Да он совсем еще ребенок, и знаете ли вы, господа, какой это ребенок? Лучший ученик, краса и гордость коллегии, гимназист, живущий в пансионе! Пример честности, благонадежности, пуританского воспитания! Вам не мешало бы, господа, снять перед ним шляпу. Итак, я представил вам обвиняемого… Честь имею! — И он указал им на дверь.

Но полицейский и господин в штатском не трогались с места.

— Прошу покорно… — заговорил оторопевший блондин. Лицо у него было бледное, невыразительное.

— Я уже сказал вам! — заорал директор. Вскочив со стула, он оставил свой письменный стол, за которым сидел, как за стенами крепости, и, полный дерзкой отваги, перешел в наступление: — Я уже сказал вам, ничего у меня не просите! Ни покорно, ни непокорно! Ни о чем меня не просите и не задавайте ни единого вопроса в устной форме! Одно из преимуществ автономии, дарованной коллегии, в том и состоит, что полиция имеет право задавать мне вопросы исключительно в письменной форме. Может быть, вы, господа, не умеете писать?

— Ввиду срочности дела…

— Никакой срочности… Примите к сведению, в нашей жизни нет ничего более срочного, чем честное отношение… Но зачем пререкаться? Даже гусары Баха [14] Бах Шандор — венгерский министр внутренних дел (1850–1859) в крайне реакционном правительстве, назначенном австро-венгерским императором. не осмелились посягнуть на автономию коллегии… Они посягнули на свободу нации, вероисповедания, обучения, но на автономию коллегии не посмели! А известно вам, кто такой епископ Петер Балог? У Петера Балога милостью божьей была душа невинного младенца и милосердием божьим отвага гиганта. Так знайте, когда в шестидесятом году в Малом храме сошлись на окружной собор отцы церкви, комендант города по приказу из Вены навел на храм пушки, окружил его вооруженными солдатами и, вступив на порог, с полицейским кивером на голове, объявил: «Именем его величества императора собрание это запрещаю». Но Петер Балог сказал: «А я именем его величества бога открываю это собрание…» Мое почтение! С богом! — И, выразительно взмахнув рукой, он повернулся спиной к посетителям.