Александр Дорофеев - Путь самурая, или Человек-волна

Хотя в своё время мама Тосико тоже могла бы быть поточнее.

Пуля прошла почти навылет, да всё-таки застряла под правой ключицей. Сяку Кэн кое-как ещё мог идти, опираясь на «Меч быстрой волны». Он перевязал рану, но кровь не останавливалась.

Ночь провёл в дупле криптомерии, а на рассвете понял, что вскоре умрёт.

Ямабуси Энно всё знал наперёд.

«Конечно, во мне сидит пуля, — размышлял Сяку Кэн. — Но буду думать, что шмель. С ним легче договориться, чем с куском свинца».

Сяку Кэн решил, что человек-волна должен хоть раз в жизни увидеть настоящие волны. А чтобы добраться до них, надо одолеть отроги гор Кии, — тогда он попадёт на побережье Тихого океана.

Позволит ли рана со шмелём? Она так ноет и щемит, что гонит прочь сознание. Сяку Кэн уже не раз терял его и удивлялся, очнувшись, — где это он, зачем в лесу, кого опять ищет?

Тогда он рассказал своей ране, что непременно умрёт. «Не беспокойся, — убеждал её. — Ты вполне смертельная. Однако позволь увидеть океан. Чем быстрее дойду, тем быстрее умру. Иначе буду сопротивляться».

Ему удалось заговорить рану. Она, действительно, приутихла, перестала мучить. Зачем, если человек обещает без борьбы, по собственной воле оставить этот мир?

Сяку Кэн уже не терял сознание, хотя оно как-то расщепилось. То казалось, что Ганеша поддерживает его хоботом. То видился Ноздря с бронзовой головой Будды на плечах.

Камни шевелились под ногами, и он слышал их голоса. Мурлыкали травы и гудели, как трубы, на разные лады деревья.

Особенно запомнилась песня древних папоротников: «В стране Хацусэ, скрытой среди гор, клубится облако, плывя между горами. Быть может, это облик дорогой от нас ушедшей юной девы?»

Удивительно, но Сяку Кэн перебрался через холмы и горные отроги, отделявшие маленькую долину Ямато, где он прожил два года Дракона, от Великого водного пространства.

Солнце быстро скрывалось за скалами, появился бледный полумесяц, а впереди под ногами лежал, как тяжёлый свинцовый лист, громадный Тихий океан.

Казалось, он неподвижен.

Спустившись по козлиной тропе и миновав песчаные дюны, Сяку Кэн вышел прямо к воде и ощутил особенный бирюзовый ветер, падавший с небес.

И волны, волны, волны, одна за другой, будто подкрадывались к берегу, уничижаясь и стелясь по песку. Тихие, кроткие волны. Здесь был залив, и разбежаться от души им не удавалось. Едва слышалось их кошачье урчание — ро-нин, ро-нин. Так перекатывались и сталкивались камешки, уносимые водой, волнуемые океаном.

Сяку Кэн, надо сказать, почувствовал себя значительно лучше. Наверное, мог бы обмануть рану и жить-поживать дальше. Так хорошо было сидеть на плотном песке. Просто глядеть по сторонам и дышать. Для чего ещё жизнь?

Но если самурай дал слово — это его честь, которая превыше всего на свете. А Сяку Кэн, человек-волна по имени Рюноскэ, обещал умереть, увидев океан.

Он вспомнил рассказ мамы Тосико о том, как наёмный убийца, пронзив копьём самурая, воскликнул: «Какую зависть к свету жизни должны испытывать сердца в подобный миг!» На что умирающий ответил с улыбкой: «Но разве не были они в часы покоя научены смотреть на жизнь легко?»

В долине Ямато, вероятно, ещё светло, а тут, на берегу, смеркалось. Всё быстрее и быстрее. Волны чернели, крепли, на них появлялись белые гребешки.

А глаза Сяку Кэна заполняла темнота. Он подумал, что эта жизнь прошла живее прежней, в которой всё было удобно, спокойно, но скучно до тоски. Теперь же будет что рассказать в следующей, если ангел при рождении не шлёпнет его по устам, не лишит памяти. Жалко было бы её потерять!

Стремительной волной пронёсся он от берега до берега этой жизни. Душа уже собрана в путь до Чистой земли. И Дзидзо повёл его за руку по длинной узкой косе, поросшей соснами и словно уходящей в небо. «Это и есть Небесный мост», — шепнул защитник и покровитель путешественников.

Сяку Кэн улыбнулся точно также, как появившись на свет в семье самурая Ясукити, — когда увидел восходящее солнце.

Он успел понять, что прозрачный шар в виде луковицы, который увенчает башню дайгоринто, — это пространство. И сразу устремился к заострённой вершине, которая уводит в иные миры.

Тень скользнула по его лицу, и Сяку Кэн умер, как самурай, как человек-волна, — без стона и с улыбкой, не выпустив из рук деревянный меч.

Когда выловили старого карпа Сёму, то диву дались — на каждой чешуйке иероглифы. Мудрено было их разобрать. Однако в соседнем буддийском монастыре нашлись учёные люди.

Они прочитали не только рассказ о человеке-волне, о Сяку Кэне, но и Примечания карпа, где в общих чертах изложена история Японии и самурайства. Вот некоторые выдержки оттуда.

Письменность в виде иероглифов пришла в Японию из Китая в пятом веке, а с десятого века их графический облик начал меняться.

Если китайцы называли японцев — люди «ва», то сами японцы именовали себя — «ниходзин», а свою страну — «Ниппон», или «Нихон».

Вся Япония располагается на островах, которых около четырёх тысяч, из них четыре крупных — Хоккайдо, Хонсю, Кюсю и Сикоку.

В Японии исповедовали синтоизм — путь богов. Обожествлялось буквально всё в окружающем мире — растения и скалы, ручьи и реки, ум человека и его физическая сила. А особенно — умершие. Божества, или духи, Ками присутствовали повсюду. Любое слово имело свой дух, который назывался «котодама».

Пришедший из Индии буддизм, видоизменяясь, более или менее мирно уживался с изначальной религией.

Японцы ведут свой род прямо от богини солнца Аматэрасу. И первым императором государства Ямато стал её прямой потомок Дзимму — в 660 году до нашей эры, по японскому летоисчислению, и в 35 году до нашей эры, по общепринятому.

Императора в Японии считают властителем по воле богов и называют «тэнно», то есть повелитель всего сущего, сын неба. Ему воздавали почести божества.

Есть сведения, что сначала в Японии правили женщины-шаманки. Известна царица Химико, которая ещё в третьем веке занималась колдовством и всячески обманывала простой народ.

Считается, что единое государство в Японии образовалось в середине седьмого века нашей эры. До этой поры хозяйничали различные крупные княжеские фамилии, которые не слишком прислушивались к воле законных правителей.

До начала восьмого века в Японии не было постоянной столицы — после смерти очередного императора её переносили в новое место. Первой столицей, просуществовавшей 74 года, стал город Хэйдзё, который теперь называется Нара. Центральная столичная улица была шириной в 90 метров и делила город пополам. Главные городские ворота назывались Расёмон. Проживали в столице около ста тысяч человек.