Мария Лебедева - С точки зрения кошки

— Моей соседке шестнадцать, её сыну — два года. Её мать сама недавно родила, сидит дома со своим ребёнком. А этот мальчик целыми днями бегает по двору один. На прошлой неделе у него шприц отобрали — нашёл и в рот потянул. Это не наркоманский шприц был, просто какой-то, даже без иголки. Но ведь мог быть и с иголкой.

Не-депутат внимательно на меня смотрел и, кажется, даже слушал.

— И что, с матерью ему лучше, чем было бы в приёмной семье? То есть, я хочу сказать, что нельзя ведь так обобщать. Вы понимаете? — спросила я не-депутата. Тот кивнул. Психолог, а такой славный. Ему бы в школу идти работать.

Вячеслав Михайлович устал подавать знаки и от отчаяния закрыл лицо руками, принимая позу «я в домике, я не знаю эту девушку». Надо бы уходить, а то ведь заставит остаться после уроков и будет читать мораль. А так, может, и забудет. Если до следующей недели на глаза не попадаться.

Я встала и ушла. Пойду Леське позвоню.

В школьном коридоре было тихо и совершенно пусто. Люблю здесь ходить, когда никого нет. Но всё же надо уйти подальше, чтобы не расстраивать завуча.

В туалете под табличкой «Не курить» стояли две девчонки и курили.

— Курение — смерть, — сообщила я им, подражая нравоучительному комаровскому тону.

Девчонки захихикали и стали курить в окно.

Леся не брала трубку. Спит. Опять, наверное, полночи общалась со своим принцем Эдвардом Девяносто Третьим.

Она пришла только к третьему уроку, с лицом, ещё более счастливым, чем у депутата и не-депутата вместе взятых.

«Сказал, что я красивая!!! ПРЕДЛОЖИЛ ВСТРЕТИТЬСЯ!!!!!» — сообщила она мне в записке, окружив сообщение гирляндой из сердечек и даже забыв приписать своё обычное «Целую, Леся». Пишу внизу «А он как выглядит?», передаю листок обратно.

Обычно мы сидим вместе, но только не на литературе. Тут приходится сидеть так, как рассадили, потому что русичка Марина Львовна — наш классный руководитель и строго за этим следит.

Моё законное место — рядом с парнем по имени Ярик, местным альфа-самцом. (Ничего особенного. Но Леське одно время нравился). Я должна быть на седьмом небе от счастья, почти вся женская часть класса мечтает сидеть там, где Ярослав. Вот так несправедливо судьба распределяет свои блага. Лично мне абсолютно безразлично, кто сидит слева — Ярик, Комарова или чучело гориллы.

Я назвала его «альфа-самцом», но, наверно, это не совсем правильно. Если есть альфа, то должны быть и беты, и гаммы, и дельты — и так до омег. В общем, весь греческий алфавит. Но в нашем классе не так, как в американских фильмах о школе, где ученики делятся только на «крутых» и «ботаников». Скажем, у нас есть Неля, она и отличница, и популярная. А есть и те, кто не-ботаник и непопулярный, как таких классифицировать? Живи я в мире, где всё бы строилось по законам школьных комедий, было бы гораздо проще. Только что-то подсказывает мне, что я попала бы в самый конец школьного алфавита.

Ярик старательно тянул шею — хотел узнать тему нашего разговора.

— Мы говорим о тебе, — доверительным шёпотом поведала я ему. — Спорим. Леся говорит, что ты прекрасен, как Гефест, а я — что ты подобен Пану.

Помня с начальной школы, что Гефест и Пан — боги древнегреческого пантеона, Ярик расплылся в самодовольной улыбке. Понимал ведь, что вру, но комплимент был явно приятен. О том, что один из богов был хромой и некрасивый, а другой — козлоногий, он, видимо, забыл. Трололо.

Знание письма Татьяны, к счастью, решили проверить на следующем уроке. Сейчас Марина Львовна рассказывала биографию… Кого-то. Какого-то писателя, если уж быть совсем точной. Я просто не слышала, когда тему записывали, а доску мне не видно.

Не понимаю, для чего изучать биографии. Вот нравится тебе какая-нибудь книжка, думаешь: «Отличный человек, должно быть, этот писатель!». Находишь биографию, и что? Пил не просыхая, изменял жене и оставил на стороне пятьсот детей. Гении ведь тоже бывают подлецами.

Тут пришёл ответ: «Не знаю, он сказал, что увижу при встрече. Как думаешь, может, это кто-то знакомый?»

Быстро нацарапала: «Определённо, это Стас. На встречу придёт с мамой». И пририсовала внизу картинку, как это будет выглядеть: несчастный Стасик с тремя увядшими гвоздичками робко выглядывает из-за спины своей суровой мамаши.

В мою сторону направилась русичка, и записку пришлось поспешно прятать.

Время тянулось медленно.

Медленно.

Мед-лен-но.

Часы, должно быть, сломались. Секундная стрелка лениво ползла по циферблату и совершает полный оборот лишь тогда, когда на самом деле проходит минут десять.

Я уверена, что за стенами школы скрыта альтернативная реальность, где другие понятия о времени. Унылое дерево за окном — не более чем картинка. Там, в настоящем мире, заходит и вновь поднимается солнце, узкий серп месяца полнеет и становится луной, сменяются времена года. К концу дня я выйду отсюда старухой и тоже усядусь пировать во дворе, и буду пить, тщательно пережёвывая скудную закуску лишённым зубов ртом. А потом начну вдруг рисовать белые точки на тазах, сотнями штампуя мухоморы из пней… Грибы размножаются с помощью спор, а мухоморы из пней — с помощью старух.

Когда, наконец, прозвенел звонок с последнего урока и в последний раз раздалось привычное «Куда побежали? Звонок для учителя!», я даже не поверила.

Впрочем, лучше бы было ещё восемь уроков, чем то, что произошло потом.

А произошло вот что.

Выхожу с Леськой из школы. Она подробно пересказывает вчерашний разговор со своей девяносто третьей любовью всей жизни. Даже в аську специально зашла, чтобы открыть историю сообщений и читать мне вслух.

И тут слышу:

— Ми-и-ила-а!

Разворачиваюсь и иду обратно в школу.

— Да что ты делаешь! — шипит Леська, повисая на моей руке. — Иди к нему.

— Не хочу, — отвечаю, прибавляя шаг. Двери школы уже близко. Спасительные двери. Школа-школа, родная, любимая, открой же свои двери, прими заблудшую ученицу!..

— Придётся. Он не уйдёт.

Что не уйдёт — это я и сама прекрасно понимала. Он упрямый. Я в него такая упрямая. Вообще, все не слишком положительные черты характера у меня от него. И внешность. Хотела бы я походить на маму, она красавица. Так ведь нет, всё от него! Глаза, нос. Даже ямочки на щеках. Как начнёшь улыбаться — появляются эти проклятые ямочки. Глубокие такие, хоть ценности в них прячь. Я улыбнулась краем рта и потыкала себя в щёку. Палец провалился внутрь. Да-а.

Обернулась. Стоит, прислонившись к школьной ограде и смущённо улыбается, и ямочки такие же. Женщины с ума по ним сходят. Он вообще нравится женщинам. Маме тоже когда-то понравился.

Сейчас около него крутится наша русичка и кокетливо поправляет причёску — наверное, сделал ей комплимент.

Разговаривают. Один делает вид, что интересуется моей учёбой, а другая притворяется, что довольна мной как ученицей. Это так здорово — слышать то, что ты хочешь услышать. Когда распрощаются, будут довольны друг другом.