Елена Зайцева - Тупэмо

В общем, «Как скажу — так и будет!», тон генеральский, замашки барские.

— А если не будет? — спрашиваю.

— Тогда… — задумывается. — Ну, тогда и меня не будет.

— Ой мамочки, — «пугаюсь» я. — Всё как хотите, так и будет! Ваше превосходительство. А как оно будет?

— План такой, — говорит Курыч, — и уже вполне вменяемым и даже деловым тоном. — Я и ты (это он мне) идём воду искать. А ты, — смотрит он на Налима, — начинай штаб строить. С Веснухой…

— Штаб?? — Лицо у Налима вытягивается, а чёрные глаза наоборот становятся неимоверно круглыми — как по циркулю. Весь его вид говорит: странная идея!

— Надо забить эту территорию, — говорит Курыч, поглядывая на меня. Наверно, ему кажется, он сказал очередное умное слово — «территория».

— Как это — «забить»? — кошу под дурочку я. «Территорию» — словно и не слышала. Зря старался!

Но он и объясняет мне как дурочке, прямо-таки втолковывает:

— Забить — значит сделать нашей, чтобы до всех дошло, что она — наша…

И так же терпеливо объясняет Налиму, что для штаба пригодится всё, что можно притащить — фанерки, палки, сетки, крупные камни, кирпичи…

— В общем, таскайте пока. Вот сюда, под гору. А мы за водой…

— А куда? — спрашивает Налим. Я уже и не спрашиваю. Что толку спрашивать? Он скажет: на Марс! И стой, глазами хлопай… Да он так почти и сказал:

— К люд я м! — Да-да, вот с этим, на « я », ударением!

— К л ю дям, — вздохнула я. Тоже мне, «врождённая грамотность»! Хотя… иногда мне казалось, что он нарочно слова коверкает. Шуткой. Или… для чего-то такого, похожего на шутку. Сказать «к людям!» — как-то слишком серьёзно. Какой-то призыв, порыв и… и так далее. На картинке с таким названием, наверно бы, кого-нибудь с горящими глазами изобразили. А ведь Курыч ничего такого в виду не имел. Тут, пожалуй, к люд я м больше подходит… И знаете, куда мы пошли? По частным домам, которые за карьером.

В четырёх нам не открыли. Из пятого вышла сонная тётка в зелёном халате и много, очень много чего сказала… Я боялась, что Курыч с ней ругаться начнёт, но нет, смотрю — вообще не слушает. Не успела она уйти, как его осенило:

— Слушай, а может, в магазин?

— А там дадут? — засомневалась я.

— Догонят и ещё дадут! — ободрил Курыч.

Магазин рядом, но денег у нас нет. У Курыча их вообще никогда нет, а мне на «карманные расходы» перестали выдавать с тех пор, как я с «подонками». С осени. Папа сказал, что не хочет, чтобы мои карманные расходы были чьими-то халявными доходами… Вообще-то я даже рада была, что денег не бывает. Однажды они были и… и что? И то. Пиво, вот что. За гаражами. Полторашка крепкого. Обычно это «загаражье» общественным туалетом работало, туда чуть ли не на цыпочках пробираться пришлось. Прямо балет. Сначала… Я сразу сказала, что пиво не буду, просто постою. Стояла, смотрела. Они почему-то всё время ржали в эту бутылку, прямо ухахатывались. Хотя ничего смешного не было. Облились все. А где-то с полбутылки и вовсе аккуратничать перестали, стали неглядя везде топтаться. Потом Налим даже усесться решил. На кирпич. Мы его поднимать стали. Он поскользнулся… В общем, денег не было — И НЕ НАДО.

В магазин Курыч сам зашёл, я снаружи осталась. Неудобно как-то по магазинам попрошайничать, пусть даже и воду. По домам, конечно, тоже неудобно было. Но ведь и в дома — он стучался, а не я… В общем, торчу под этим магазином, а его всё нет и нет, нет и нет. Пришлось зайти, посмотреть, что там и как…

Что там было и как (мне этот кадрик в память врезался, до того он был нелепый и… и дурацкий). Продавщица, в струнку вытянувшись (а это при её фигурке довольно смешно было, не струнка, а… шарик надулся!), поёт (высоким-высоким голоском тянет, практически пищит): «Каким ты бы-ыл, таким остаааался!..». А Курыч сидит рядышком, прямо на прилавке, и внимательно — да что там «внимательно»! буквально рот открыл! — слушает. Как будто это он — и был, и остался.

Я так и застыла у дверей, а она мне — как будто и не пела, и даже голосом неписклявым, нормальным совершенно:

— Что-то брать будешь?

— Нет… — говорю.

— Ну так а чего?

— Да это Ксанка! — говорит Курыч, спрыгивая с прилавка. Так говорит, как будто они с продавщицей хорошие знакомые!

— Подружка твоя? — спрашивает она. И не дожидаясь ответа, начинает нас выпроваживать. — Ну ладно, вы идите, у меня дел выше крыши. Идите уже, всё, всё, давайте! — Его она легонько толкает, а на меня вообще тряпкой машет, как будто я муха какая-нибудь!

Выходя, Курыч два раза оглядывается…

— Это кто? — спрашиваю.

— Ты не представляешь, она улетает ! — выдыхает Курыч.

— Улетает? Как? То есть… куда? — Это я по инерции спросила. Мне-то зачем!

— В Петропавловск! В среду, утром! Сегодня последний день здесь работает!

— Ну так и что? Она знакомая твоя?

— Да нет, — морщится Курыч. — Она и проработала-то здесь пару месяцев… И ещё на хор ходила, в ДК Угольщиков. Но вот, уезжает! — Вид у него… не то чтобы несчастный, скорее… обалдевший.

— Я вот иногда думаю, — раздражаюсь я уже окончательно, — ты дурак или прикидываешься?

— Я не дурак, я… водяной! — И вытаскивает из-за пазухи литровую пластиковую бутылку. Вода!

— А, ну ясно… — наконец, понимаю я. — И всё-таки… странный какой-то способ…

— Странный способ — чего? — удивляется Курыч.

— Странный способ воду зарабатывать. Писклю эту слушать…

Курыч остановился. Резко так затормозил.

— Иди домой, — говорит. Спокойно так. Очень спокойно. Так спокойно, что мне не по себе стало…

Ну что… Я пошла. Дальше, вперёд. Дорога-то всё равно одна… «Я сказал», «молчи», «иди»… Хватит, думаю. Сколько можно? Что за выкрутасы?

Слышу:

— Ладно, стой…

Ну прекрасно! Теперь «стой». Действительно: «неуравновешенный мальчик, невротик»… Я остановилась. Всем своим видом давая понять, что да, выслушаю, но в последний раз. Надоело!

— Слушай… — переминается он с ноги на ногу. Потом начинает пяткой яму в снегу продавливать.

— Слушаю, — говорю я. Тон у меня, чувствую, протокольный. Но это ничего, это так и надо. Я же говорю — поднадоело! И, в конце концов, что такого он мне хочет сообщить вот в этой «топчущейся» манере? В том, что влюблён, он мне, помнится, легко и просто признался. Рекламку возле почты поднял, а там, на обложке: «I love you» — и цветочки. Вот это «I love you» с цветочками он мне и презентовал. «Do you love me?» — спрашиваю. «Yes!» — говорит. А тут — ну что же ты хочешь сказать?

— У тебя никогда такого не было… что ты не хочешь, чтобы кто-нибудь уходил? Ну, или там… уезжал? — спрашивает он.

— Я же не ухожу уже, — говорю.

— Да нет, не ты. Ну, не именно ты…

— Так кто конкретно? Она? — киваю я на магазин.

— Да никто. В том-то и дело, что никто!.. Тебе никогда так не казалось?