Мария Ботева - Мороженое в вафельных стаканчиках

— Или ещё куда-нибудь? А? Подумай…

И я начала думать. Вышла из дому. Потом со двора. Потом закончилась моя улица. Дальше почему-то я помню плохо. Я как будто заснула или, может быть, просто выпала из жизни, бывает же такое, наверное.

Проснулась за мостом, в районе, который называется Спичка. У какой-то школы. Во дворе как раз шло вручение аттестатов девятому классу. Чем-то они сразу мне понравились, эти ребята. Видно, что дружные. Конечно, мой класс тоже был вполне нормальным, ни у кого не было никакой вражды, шпорами делились и всё такое. Но наши любили как-то повыпендриваться друг перед другом. Ну, там, в одежде или ещё как-то. Например, на уроке учитель кого-нибудь спрашивает по своему предмету. А ему отвечают что-то совсем другое, из другой оперы. И смотрят, что учитель сделает. И как другие оценят. Неприятно как-то. А этот класс был какой-то не такой. Конечно, на вручении аттестатов такие фокусы не повыкидываешь, но наши бы смогли, без проблем. Я сама не была ни на выпускном, ни на вручении аттестатов. Просто пришла, забрала свои документы и ушла. Всё. Больше я в эту школу не вернулась. Я так решила, так маме и сказала. Не хочу. Хочу, чтобы меня больше никто не видел из моего класса.

Пока на улице была линейка, я поднялась к секретарю, написала заявление, отдала аттестат — он всё ещё лежал у меня в рюкзачке.

— Ты знаешь, что у этого класса особая программа? — спросила она. — Это класс спасателей. Должно быть хорошее здоровье, у тебя хорошее?

— Да, — ответила я, и у меня тут же заболела ноги середина. Так сильно, что я чуть не вскрикнула. Но я не стала кричать, а молча отдала заявление.

— Ты далеко живёшь, — она увидела мой адрес, — тебе будет удобно добираться?

— Да, — снова сказала я, — папе тут по дороге на службу.

На самом деле он служил в другой части города, и это можно было легко проверить, но мне повезло.

Оказалось, очень просто было поступить в новую школу. Когда я пришла домой, мама уже не стонала, она заснула с полотенцем на лбу. Папа сидел у телевизора, переживал за пляжный волейбол, я не стала его отвлекать. Про новую школу рассказала им утром. Мама была не очень-то довольна, а папа шепнул одними губами, беззвучно, что я молодец. Ещё бы, столько думала, так сильно середина ноги у меня ещё не болела. Всю ночь. И днём ещё.

— С детства я мечтал иметь тельняшку и зуб золотой, — сказал нам этот старик, — люди бы смотрели и говорили: «Вот идёт морской волк». А я бы шёл и улыбался.

И он улыбнулся. Улыбка его блестела в свете костра — мы увидели не один, а сразу несколько золотых зубов: внизу и вверху.

Старик живёт на берегу Ползунихи. Вроде бы близко от города, но это такая глушь непролазная. Попробуй пробраться через кусты ивы в воде, рогоз, камыш, осоку. Ползуниха только называется речкой. На самом деле это заливные луга с островками суши, вечными комарами и лягушками. Тёмная вода пахнет болотиной, на дне — густой слой ила. Должно быть, весной вода тут чище и подходит к самому порогу дома старика. А сейчас, осенью, видно, что избушка стоит на небольшом островке. Рядом другие острова, но никто на них не живёт.

Мы отправились на этот остров в пятницу после школы. Мама всё ворчала, что меня угораздило поступить в этот класс, не хотела отпускать. Папа её уговорил. Как только мы причалили к берегу, старик выбежал из своей избушки, закивал головой, затараторил:

— Вот и Борька со своей оравой, привет, Борька, дети, вылезайте из своих шлюпок, парни — за водой, девки, ставьте ведро на огонь, время чая.

Все сразу же побежали в разные стороны. Кажется, только я одна не знала, куда себя деть.

— Новенькая? — спросил этот дедок. — Не знаешь, чем заняться? Держи спички. Разводи костёр. Вот тут.

И он показал мне старое костровище. Рядом лежали щепки, так что первое топливо было. Скоро стали прибегать ребята. Алик притащил ведро с водой и побежал за дровами. Викашара приволокла старую сухую ёлку, Лёшич нашёл две рогатины, а Гоша — перекладину, мы повесили над огнём ведро. Так хотелось посидеть у огня, погреться после речки Ползунихи. Но Борискузьмич сказал, что сейчас начнётся тренировка, надо натянуть параллельные верёвки, навести переправу от одного острова к другому, навесить маятник. Все встали, побежали к рюкзакам, но тут из дома вышел старик с ведром и строго сказал:

— Время чая!

— Но световой день… — хотел объяснить Борискузьмич.

— Время чая! — повторил старик, глядя на учителя.

— Хорошо, — сдался Борискузьмич, — время чая. Доставайте пряники.

Все повытаскивали из рюкзаков свои припасы: хлеб, печенье, сыр, колбасу — у кого что было. А старик снял крышку с ведра. В нём были кружки. Он внимательно смотрел на нас и каждому выдавал кружку.

— У меня опять с собакой! — сказала Танька, когда получила свою кружку.

— И у меня! — обрадовалась Викашара.

— У меня виноград, — довольно сказал Гоша.

Лёшич пил из кружки в красный горох, Алик по прозвищу Теоретик — из обычной алюминиевой. Мне досталась кружка с простой рыбой окунем. Похоже, кто-то поймал его, сфотографировал и перенёс фотографию на кружку. По-моему, здорово. Никогда я не пила такого вкусного чая. Лето и осень встретились в моей кружке, черника и брусника плавали в ней. Запах мяты и можжевельника был в чае, запах ночной рыбалки и утреннего сбора грибов. Радость и грусть. Я пила чай, смотрела на рыбу окуня и думала, что, наверное, хорошо, что я не устроилась точить ножи, а пошла в школу. Так бы я никогда не попробовала этого чая, не знала бы о речке Ползунихе. Я всё смотрела и смотрела на эту рыбу, и в конце концов мне даже показалось, что она подмигнула мне. И в это время Борискузьмич сказал:

— Темнеет здорово, пора, а то не успеем.

И мы взяли верёвки и пошли готовить всё к завтрашней тренировке. Закончили уже в темноте. Если бы на небе в тот день были тучи, то я бы сказала, что мы возвращались к старику в кромешной темноте. Но над нами было ясное звёздное небо.

Учитель поднял нас ни свет ни заря, и мы сразу же начали переходить туда-сюда по бревну, прыгать по кочкам в Ползунихе, делать носилки из курток и переносить ложных пострадавших. От сырости у меня постоянно мёрзли руки, из носа текло, и я снова начала сомневаться, не лучше ли было пойти точить ножи и коньки или остаться в старой школе. В это время я пыталась зацепиться карабином за верёвку. Она висела горизонтально, а карабин был у меня на животе. Ногами и руками я держалась за верёвку, мне нужна была ещё хотя бы одна рука, чтобы раскрыть карабин, зацепить его и защёлкнуть на верёвке. Одноклассники справлялись с этим играючи, а мне пришлось долго повисеть. Думаю, моя команда вовсю кляла меня. Я хотела спуститься, сказать, что с меня хватит, но тут как-то всё получилось, и я покатилась через овраг — неожиданно легко. Я даже закрыла глаза и увидела перед собой кружку с окунем. «Ладно, — подумала я, — останусь пока». В конце концов что-то у меня стало получаться. Например, по кочкам я прыгала быстрее Тани и даже длинноногой Викашары. Лучше меня в этом соревновании были только Лёшич, Славка и Теоретик.