Петр Капица - Мальчишки-ежики

— Я сегодня не выспался, — честно признался Ромка. — Спросите в следующий раз.

— Следующего раза не будет, — предупредил учитель. — По этому разделу у тебя круглый ноль.

— Ты хоть немножко учи, — посоветовала Алла Стебниц. — Тебя же выгонят из школы.

— Да, могут выгнать, но я иду на риск, — ответил Ромка, и в глазах его светилась решимость. — Вас мне все равно не догнать. Но когда меня напечатают, то учителям станет, стыдно, что они ставили мне двойки и «баранки».

Алла, хоть и сомневалась в будущем успехе, все же спрашивала:

— Может, тебе помочь? Давай черновики, я буду переписывать.

— Не надо, а то сама отстанешь. Я один буду пробиваться. Ты читала «Мартина Идена» Джека Лондона?

— Нет.

— Прочти. Там такой же парень, как я, только немного старше.

За несколько недель, словно одержимый, Ромка написал семь небольших рассказов и более двадцати стихотворений. По мере готовности он переписывал свои произведения начисто, запаковывал и отсылал в редакции журналов и, как Мартин Иден, ждал банковского чека и авторского номера журнала.

Время шло, а ему никто не отвечал. Не надеясь на честность и внимание издателей, Ромка по вечерам заходил в читальню клуба железнодорожников и с волнением перелистывал поступившие журналы.

Однажды Матреша показала ему большой конверт со штампом журнала «Красная деревня». У Ромки захватило дух. С бьющимся сердцем он надорвал конверт и… вытащил листки с собственными стихами. К ним была приколота записка:

«Уважаемый товарищ Громачев!

Ваши стихи к печати не пригодны. Они не оригинальны. Кроме того — слабы рифмы, не соблюден размер, неясен замысел. Если хотите сочинять, то больше читайте современных поэтов, повышайте свою культуру, расширяйте кругозор. Если будете посылать новые стихи, — сообщите, где вы работаете».

Ромку принимали за взрослого неуча. Внизу стояла неразборчивая подпись литературного консультанта. Видно, это его рука испачкала зелеными и красными чернилами рукопись, жирно подчеркивая неудачные рифмы, исправляя орфографические ошибки.

Ромку, ожидавшего успеха, сначала ошеломило неприятное письмо. Ему было стыдно и горько. «Что я скажу Алле Стебниц? — подумал он и тут же решил: — Не покажу. Может, в других редакциях напечатают. Так было и с Мартином Иденом».

Он не сдался, не пал духом. Вечером опять зажег лампу и принялся сочинять. И некому было его остановить. Неграмотная Матреша, полагая, что Ромка усердно готовит уроки, ставила на стол горшок с молоком и совала краюху хлеба, намазанную маслом.

Ромка жевал хлеб, запивал молоком и сочинял почти до рассвета.

Следующая неделя принесла новые огорчения: вернулись стихи и рассказы из четырех журналов. Словно сговорившись, все твердили одно и то же: написал о том, о чем уже давно написано, слишком мал запас слов, он повторяется, пишет не очень грамотно.

«Учитесь, учитесь, учитесь!» — советовали литературные консультанты.

«Что же теперь делать? Как быть?» — всерьез задумался Ромка. Надо решать: следует ли писать, не глядя ни на что, или прекратить и усесться за учебники? Он смог бы догнать класс, если бы вот так же по ночам сидел за грамматикой, физикой, алгеброй и геометрией. Но на него учителя уже махнули рукой и перестали вызывать к доске.

Об этом скоро узнает Тубин. Пионеров, которые плохо учатся, он вызывает на совет дружины. А там конечно не похвалят. Но жалко было бросать сочинительство. Может, не стоит сдаваться, а пойти на позор, муки, лишения и добиться своего? Грамматику он осилит. Это не такое неодолимое дело. Самые тупые девчонки-зубрилы научились писать без ошибок. Если понадобится, он словно стихи выучит учебник грамматики.

Почему в редакциях решили, что у него мал запас слов? Ведь в пионерском отряде ни у кого так не подвешен язык, как у Ромки и Гурко. Это даже замечают учителя, которые ставят тройки. Но, видно, для литератора этого мало. Ну и что же? Если понадобится, Ромка сумеет накопить тысячи новых слов. Он будет много читать, узнавать, что обозначают незнакомые слова, запоминать их и пускать в оборот.

С учителями не сложилось доверительных отношений. У людей, которые смотрели на него строго и с подозрением, неловко было спрашивать о книгах. Двоечник — и вдруг интересуется бог знает чем?

Бабушка у Аллы Стебниц закончила Академию художеств. Она конечно знает, сколько книг уже вышло в свет и какие из них нужно прочесть. Ромка попросил Аллу исподволь все выведать. И девочка выполнила его просьбу. На другой день она пришла в школу и, отозвав его к дальнему окну в коридоре, сообщила:

— Бабушка говорит: если все книги сложить вместе, то получится самый высокий горный хребет. Одному человеку, даже если он проживет тысячу лет, не осилить и миллионной доли. Только в Питерской публичной библиотеке хранится несколько миллионов книг и рукописей.

— Как же в редакциях узнают, что написано другими?

— Бабушка думает, что ни один человек этого не знает. Есть каталоги, много специальных книг, энциклопедий. В них записано в сжатом виде все, что знает человечество.

На уроке математики Громачев подсчитал, сколько книг он прочтет за сорок лет. Вышло немного — не более пяти тысяч томов.

— Я тоже подсчитала, — на перемене сказала Алла. — У меня получилось еще меньше. Но бабушка говорит, что существует партитурный способ чтения. Овладев им, можно прочесть в три раза больше.

— Что значит «партитурный»?

— Так умеют читать дирижеры оркестров. Их взгляд схватывает весь лист.

— О, у нас так умеет читать Гурко. Надо научиться.

Ромка попробовал читать Жюля Верна, медленно перелистывая страницы «Парового дома». Смысл он улавливал, но удовольствия от чтения не получал.

Как выйти из создавшегося положения? Все твердят — учиться и учиться. Не попробовать ли подтянуться в школе? В ней ведь тоже вбивают в головы то, что спрессовано учителями за многие годы.

Перестав писать по ночам, Ромка за многие школьные годы впервые серьезно засел за учебники. Но было поздно, уже подходил к концу учебный год. Некоторые учителя, когда он поднимал в классе руку, словно досадуя говорили:

— Тебя спрашивать бессмысленно, ты ведь многое пропустил. Лучше готовься к переэкзаменовке.

Особенно изощрялась завуч, преподававшая в старших классах русский язык. Встречая Ромку, она скептически смотрела на него и спрашивала:

— Ты еще долго будешь позорить свой класс?

Ее вопросы всегда были обидными.

— Нет, не долго, — не без дерзости ответил он. — Скоро я его прославлю.

— Своим невежеством или еще чем-нибудь?

— Поэмой в тысячу строк!

— Вот что, друг мой, — продолжала завуч. — Я отвечаю за ваш русский язык. Представляю, что ты городишь в своих стихах! Прекрати хотя бы рассылать их по редакциям… не позорь школу. Ты даешь мне слово?