Петр Капица - Мальчишки-ежики

Срывов почти не было. Но и незначительные изъяны не остались без внимания: в крохотные щербинки земля вмазывалась по крупинкам.

Взглянув на работу фабзавучников, мастер одобрительно хмыкнул. Он не ожидал такой тщательной отделки. Посоветовав чуть подсушить лампой форму, «Ясно-понятно» похлопал Лапышева по плечу и, скосившись в сторону стариков, шепнул:

— Утрите им нос, пусть краснеют.

Форму заливали с такой осторожностью, словно это было изделие тоньше шила. И металла не пожалели — дали ему выплеснуться из выпаров.

Ребята с трудом выдержали время, положенное на остывание отливки, потом дружно раскрыли опоку и в несколько рук принялись счищать седую землю.

— Вышла! Вышла, елки зеленые! — первым закричал Тюляев и заплясал.

Отливка была точным отпечатком модели, оставалось только обрубить литники.

— Эй, мастера! — обратился «Ясно-понятно» к формовщикам, отказавшимся от цилиндра. — Поглядите, как можно без брака работать.

— Глухарев! — озорно окликнул Виванов. — Подойди, научись.

Глухарев подошел, но не учиться, а схватить за грудки обнаглевшего молокососа.

— Чего орешь, как полоумный? Может, вон энтого захотел? — пригрозил он, поднося к носу Виванова огромный кулачище.

Носатому не дали обидеть парнишку. На него надвинулась вся бригада.

— Полегче! — сказал Лапышев. — Отпусти парня! И сам не ори, он тебе не подручный.

Глухарев откинул Виванова в сторону.

— Катись и на глаза не показывайся, задавлю, как червяка, — вращая белками и раздувая ноздри, погрозился он. — И ты, бригадир, не пугай, а то сам схлопочешь.

И он, пнув ногой подвернувшееся сито, взбешенным ушел в душевую.

К ребятам, прихрамывая, подошел один из друзей носатого; Жестом собрав их в кучу, поучающе сказал:

— Рабочий рабочего не подводит. Удачей не фасоньтесь. Хвастунов у нас не любят.

Предупреждение было не напрасным. Утром отлитый цилиндр превратился в груду металлических черепков. Браковщик в поисках «соловья» — пустоты в металле нечаянно разбил его.

— Ну и подлецы! — возмутился мастер. — Этого я им не прощу. Готовый цилиндр угробить!

Фабзавучники собрались в кружок. Надо было обсудить: что же предпринять?

Тюляев с горестным видом вытащил пачку «Пушки» и предложил товарищам закурить. Папиросы взяли те, кто не переносили табачного дыма.

Увидев понурых фабзавучников, Глухарев громко загоготал и не без издевки заметил:

— Ишь, задымили! Сейчас в слезы вдарятся, жалиться пойдут. Второго такого им не осилить.

Говоря это, он ногами утаптывал землю в опоке. На ломовой работе он недурно зарабатывал.

— Надо носатому нос утереть, — предложил Лапышев. — Давайте два цилиндра отформуем.

Закончив перекур, парнишки молча принялись просеивать землю и опять заложили в опоку многострадальную модель.

Взрослые литейщики искоса поглядывали на них и с одобрением говорили:

— Молодцы, не отступились. Будущая мастеровая гвардия.

— Сопли помешают, — продолжал свое Глухарев. — Металл только зря изводят.

Ребята не ушли из цеха, пока не убедились, что отливки получились аккуратными, не хуже первой. Но на этот раз они не плясали, а спокойно металлическими щетками счистили с цилиндра обгорелую землю, спилили литники и сами отнесли отливки на обработку монтажникам.

Вечером на карнизах дома ворковали голуби. Ночью где-то дико кричали и дрались коты. В открытую форточку врывался влажный воздух, приносивший запах моря и весенней свежести.

Утром с крыш шумно сорвались сосульки и со звоном разбились на асфальте двора.

Четыре «футболезца» проснулись без будильника. Сон еще бродил в них. Они потягивались в постелях и охали.

— Ну и сны, — пожаловался Юра. — Откуда только такая чертовщина берется?

— Верно, прибачилось такое глупство, што лепей молчать, — согласился с ним Ходырь. — Братцы, а мне пора уже бриться.

Он вскочил с постели, босиком прошелся по комнате и отыскал в тумбочке доставшуюся от отца в наследство бритву.

— Сходи за кипятком, — сказал Лапышев. — Все сегодня побреемся.

Захлопали двери и в других комнатах, хотя не было и семи часов.

Шмот продолжал спать… Во сне он чмокал губами и что-то бормотал. «Футболезцы» собрались около него, набрали в легкие побольше воздуха и крикнули:

— Шмот, проснись… весна!

От неожиданности вратарь скатился с койки на пол и ошалело вскочил.

— Вы чего пугаете? Такой сон видел! Не дали досмотреть.

Из кухни Домбов вернулся с вестью:

— А девчонки встали раньше нас. Физзарядкой занимаются и хором декламируют: «Идет, гудет зеленый шум».

Налив кипятку, Лапышев взбил кисточкой в кружке мыльную пену и предложил:

— Подходи по очереди… Поскоблю.

Бритва в его руках, казалось, легко снимала темневший пушок под носом и на подбородке, но через минуту появлялся приметный след: крошечные капельки крови. Это парнишек не обескураживало. Они же мужчины! Должны терпеть.

Позавтракав, «футболезцы» надели куртки, кепки и, слыша, как с гомоном спускаются по лестнице девчонки, выбежали из комнаты.

На лестнице — кто на перилах, кто по ступенькам — вихрем понеслись вниз и, конечно, обогнали девчонок.

На улице капель. Темный ноздристый снег. Журчание ручейков.

Солнце вселилось в каждую каплю, искрилось и слепило.

Нина Шумова тронула Ромку за локоть.

— Времени много, — сказала она, — идем пешком.

Взявшись за руки, они зашагали но набережной. Капли брызг серебристыми чешуйками оседали на черных ее чулках.

— Почему больше не заходите к нам? — спросила Нина. — Могли бы стихи вспомнить, потанцевать.

— Некогда, над учебниками корпим. Сама знаешь, зачеты приближаются. Лапышев передышки не дает.

— Захотели бы, так нашли время. Видно, наша компания вам не подходит.

— Ну, это ты зря! Самая подходящая. Вот выпустим паровоз, тогда с целым оркестром к вам явимся.

В фабзавуче пятнадцатиминутный перерыв. Ученики повыскакивали из классов на солнышко, которое уже светило по-летнему.

Девчонки выстроились во дворе вдоль ярко освещенной стены и, закрыв глаза, вытянули лица навстречу теплым лучам.

Мальчишки-первогодники от нечего делать принялись кикать на асфальтированной части двора вместо мяча деревянный обрубок. Старшие же толпились около кузницы и открыто курили. Это им уже не запрещалось.

Неожиданно из проходной выбежал Юра Лапышев и помчался к административному корпусу. Все приметили, что он взмок от бега и принес какую-то волнующую весть.

— Юра, постой! — окликнул его Виванов.

Но Лапышев, махнув рукой, стал подниматься наверх, прыгая через три ступеньки, и скрылся в кабинете начальника школы.