Вейкко Хаакана - Антери, сын Лапландии

У них были приготовленные матерью бутерброды и булка, которая, правда, замерзла. Острым ножом все же можно было отрезать от нее куски, и, когда кусок натыкали на щепку и отогревали у костра, хлеб был как только что вынутый из печи.

Когда они наелись и вычистили куксы, отец сказал:

— Ну что ж… Остер ли нож? Если нет, дай мне, я сперва поточу. У хорошо снаряженного таежника, сын, есть при себе точильный камень.

И чуть погодя:

— Подержи-ка здесь, чтобы сподручней было снять шкуру, вот так… Хо-хо, это денежная работа, сын.

Прошло два часа — возможно, довольно долгое время, если учесть проворство отца в других таежных делах, но шкура волка была снята по всем правилам искусства. На шкуре был сохранен каждый коготь, оба уха, а из хвоста вынуты все кости. Голову волка отрезали, как условились. Антери все время помогал при снятии шкуры и запоминал все тонкости и приемы этой работы. Таким образом от этого зверя, возможно, было больше пользы, чем от денег, который принес удачный выстрел в утренних сумерках.

Они оттерли руки от крови мягким снегом, находившимся под коркой наста. Это было холодное, но единственно возможное умывание, и потом руки можно было отогреть у костра. Внезапное тепло доставляло одновременно и боль, и удовольствие. Еще недавно мерзшие руки стали приятно согреваться, начали краснеть, и казалось, что никаких рукавиц больше не надо, какой бы ни был мороз…

Рукавицы, конечно, были нужны. Они понадобились, когда отец и сын отправились на реку проверять сети. Рипсу тоже взяли с собой. Отдохнувший за ночь, он был настроен бодро, проносился мимо лыжников по искрящемуся на утреннем солнце насту и поднимал на бегу такие вихри, что на глаза навертывались слезы. Отец тоже рискнул прокатиться, прицепившись за Рипсу. По пути к Виувалойоки их ехал целый поезд: сперва Рипсу с раздутыми ноздрями, за ним трехметровая тяговая веревка, за конец которой держался Антери, затем опять веревка в несколько метров, потом отец, вытирающий слезы с глаз, а за ним легкие лопарские сани, раскачивающиеся и подскакивающие на неровностях наста.

— Вот это да! — сказал отец, когда они доехали до того места, где были поставлены сети. — Никогда бы не поверил, что он такой сильный. Ведь на таком насте Рипсу может поспорить с хорошими мотосанями… Оленеводы рассказывают, что на хорошем олене и на хорошем насте можно проехать за день и сто, и двести километров, но я считал такие истории плодом воображения. Возможно, следует пересмотреть свою точку зрения…

Накануне днем они прикрыли оба крайних отверстия во льду пластиковой пленкой. На пленку набросали снега, чтобы вода в проруби не замерзла. Теперь им оставалось только сдвинуть пленку в сторону вместе со снегом — и перед ними были незамерзшие проруби. Антери стал у одного конца, взялся за шест и приготовился травить веревку. Отец подошел к другому отверстию, потянул за кол, на который наматывают сеть, и взялся за верхнюю веревку сети.

Это был напряженный момент. Есть ли в сети рыба?

Отец стоял на коленях на краю проруби. По обычаю всех рыбаков он медлил в решающую минуту и с секунду держал сеть чуткими пальцами, чтобы узнать, бьется ли в ней рыба. Затем поднял голову и крикнул сыну:

— Есть, есть! И если не обманывают приметы, то большие. Слушай-ка, уложи веревку на льду так, чтобы она могла разматываться сама по себе, а сам иди сюда! Мне сейчас понадобится помощник, чтобы выпутывать рыб… Привяжи конец веревки к поперечной жерди, чтобы он не ускользнул в воду.

Антери сделал, как ему было велено, и поспешил к первой проруби. Там уже билась на снегу выпутанная из сети щука килограмма на два.

— Здоровенная, что и говорить, — сказал отец. — А там идет еще. Ну и большущая же рыбина!

Это была тоже щука, и в самом деле очень большая.

— Килограмма на четыре, я думаю, — сказал отец, когда рыбу отпутали от сети. — На первых пяти метрах сети шесть килограммов. Если и дальше так пойдет, нам будет трудно доставить их домой.

Рыба продолжала идти. Улов был равномерный и обильный по всей длине сети. Попадались по большей части щуки, но также жирные сиги, большие форели, налимы. Груда вначале бьющихся, но скоро цепенеющих на утреннем морозе рыб у края проруби была чудовищно велика.

— Двадцать пять килограммов, — сказал отец. — Это по самой малой мере. И это только начало… Собственно говоря, такая куча рыбы немного смущает меня, но что поделаешь. Это грабеж, а не разумное использование рыбных богатств, вот разве только эти разбойницы щуки заслужили такую участь. Но я оправдываю себя тем, что наука грабежа пришла в нашу тайгу из других мест. Нечего и сомневаться, что если не я, так кто-нибудь еще взял бы этих рыб.

Отец сегодня был чрезвычайно говорлив. Антери подумал про себя, слышал ли он за всю свою жизнь столько слов от отца, сколько за нынешнее утро. А отец продолжал:

— Так неправильно рассуждать, сын, и прежде так не рассуждали. Но когда леса вырубают подчистую ради выгоды и эта выгода уплывает в другие места, то надо и у нас вырабатывать новый способ отношения к присвоению. Как же так? Огромные площади земли затопляют ради денег, в стремлении к наживе, переселяют людей и целые их группы, не спрашивая мнения у несогласных, по крайней мере тогда, когда несогласный находится в уязвимом положении! Когда это делают постоянно, из десятилетия в десятилетие, просто чудо, что даже самые глупые головы ничему не научаются… В старину говорили: «За труды и счастье дается». Эта истина верна и теперь, это точно. Но тогда было бы справедливым, чтобы счастье давалось одновременно всем, кто живет на нашей земле. Ну да хватит об этом, давай-ка снова поставим сеть. Иди к другой проруби и начинай тянуть.

Немного погодя, когда сеть была опять подо льдом и они собирались отправиться к следующей, отец сказал:

— Забудь все, что я сейчас говорил, сын. Твой отец лишь излил то, что накипело у него на душе, и пытался разрешить сомнения, которые и люди более мудрые не могут разрешить, хотя и пытаются. Ты молод и должен видеть будущее светлым, чтобы идти к нему… Мы сидим в одной лодке, и никто не хочет, чтобы она перевернулась. Если иногда бывают неумелые гребцы и они сидят на веслах, их сменяют. И еще несомненно то, что и плохой гребец учится, когда приспеет нужда… И наш улов все-таки не грабеж, хотя и большой. Мы добыли его не с целью обогащения, это просто хлеб наш насущный. Мы сами съедим эту рыбу, мать, ты и я. А еще поделимся с Матти-Оленем. Если улов во второй сети будет хорош и если новые проверки сетей завтра дадут нам еще, мы будем с рыбой на все лето.

Они подошли ко второй сети и проверили ее. В ней было примерно столько же рыбы, как и в первой, и тех же пород. Маленькие сани отца наполнились рыбой почти до краев. Они протащили их на какое-то расстояние вниз по реке, пробили прорубь и разделали рыбу. Было бы глупо везти домой головы и внутренности, негодную в пищу часть добычи, составлявшую треть того, что они подняли из-подо льда.