Жорж-Эммануэль Клансье - Детство и юность Катрин Шаррон

Катрин поспешно отступила.

В полумраке глаза кота горели двумя яркими зелеными огнями. «Надо спуститься вниз, — подумала Катрин, — и сказать мадам Пурпайль, что дамы-компаньонки в комнате нет». Кот скользнул мимо нее, и в глубине коридора снова блеснули из темноты его зеленые зрачки. Катрин двинулась к этим зеленым огонькам, которые словно манили ее за собой. Что он хочет от нее? Коридор показался ей бесконечным. Наконец впереди слева сверкнула полоса света, и послышалось громкое мяуканье Фару. Полоса света превратилась в тонкую золотую ниточку. Свет падал, по-видимому, из какой-то двери, которую приоткрыл кот. Быть может, дама-компаньонка здесь, за этой дверью?

Катрин осторожно толкнула дверь и остановилась на пороге, замерев от восхищения.

Никогда в жизни не видела она такой большой, такой великолепной залы.

Светлый паркет был выложен ромбами; по стенам, за стеклянными дверцами высоких шкафов, выстроились почти до потолка бесконечные ряды книг в темных с золотом переплетах. Катрин на цыпочках пересекла залу, подошла к открытому окну. Оно выходило в парк; прямо перед ним вздымался гигантской темной массой голубой кедр, четко выделяясь на светлом фоне неба, озаренного последними отблесками заката. Девочка обошла залу кругом. На книжных шкафах стояли большие гипсовые бюсты. «Чьи это отрезанные головы?» — недоуменно думала Катрин. И вдруг вздрогнула от жуткой догадки: что, если хозяин этого странного дома убивает не только зверей, но и людей? Может, это их отрубленные головы, покрытые тонким слоем гипса, красуются здесь? Между шкафами на стенах горели десятисвечные бра, а под потолком сияла бесчисленными огнями массивная хрустальная люстра. Катрин двигалась, словно во сне, по огромной зале. Боже милосердный, кто в состоянии прочитать такое множество книг? Неужели существует человек, способный одолеть эти сотни и тысячи фолиантов?

Вдруг позади нее раздался тихий звон. Катрин вздрогнула. Но, обернувшись, тут же поняла, в чем дело. Видимо, она нечаянно задела один из диковинных инструментов, стоявших на краю небольшого помоста. Самый ближний напоминал вызолоченный ткацкий станок, поставленный вертикально. Катрин провела пальцем по золотым нитям; они тихонько зазвенели в ответ, словно далекий, очень далекий звон колоколов, развеянный ветром. Внезапно осмелев, девочка поднялась на помост и подошла к другому странному предмету из полированного черного дерева, похожему на треугольный стол с тремя массивными черными ножками. Одна из сторон его напоминала широко открытый рот с множеством плоских зубов — белых и черных. Катрин прикоснулась руками к этим зубам; они легко опустились под ее пальцами, и тогда снова прозвучала музыка…

Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как она ушла из кухни?

Ответить на этот вопрос Катрин не могла. Ей казалось, что она находится здесь уже долгие-долгие часы. Переступив порог этой пустой, ярко освещенной залы, она словно очутилась в каком-то ином мире, сказочном и таинственном, так не похожем на будничную, убогую обстановку, в которой жила до сих пор.

Катрин снова тронула рукой белые зубы странного черного инструмента, провела по ним пальцами. Музыка зазвучала громче. Звуки ее еще трепетали в воздухе, когда молодой, но строгий и властный голос внезапно пригвоздил Катрин к месту:

— Подумать только, какая наглость!

Катрин не обернулась. Она стояла, оцепенев от ужаса, забыв снять правую руку с музыкального инструмента. Она ни на минуту не сомневалась, что слышит голос грозного хозяина сказочного зала. Но какой же ангельский голос у этого чудовища!

— Мадемуазель, я к вам обращаюсь! — Голос теперь стал жестким. — Может быть, вы соблаговолите обернуться?

Катрин медленно повернулась, как во сне, — и не смогла скрыть изумления: чудовище оказалось молодой девушкой, тонкой и стройной. Длинное платье из тафты цвета морской воды обрисовывало ее воздушную талию и ниспадало пышными складками до пола. Лицо обрамляли длинные каштановые локоны. Продолговатые черные глаза холодно смотрели из-под пушистых ресниц. Рядом с девушкой стоял темноволосый, бледный мальчик почти одного с ней роста, но, по-видимому, намного моложе.

— Что вы здесь делаете? — снова спросила девушка резким голосом.

Катрин попыталась ответить, но не смогла; она опустила голову, подняла ее и с ужасом услышала, что губы ее лепечут:

— Обен…

— Что? — переспросила девушка, сдвигая тонкие брови.

— Что она плетет? — проворчал мальчик.

Его тягучий голос словно разорвал заколдованный круг, державший в своей власти Катрин. Скользя по натертому паркету, она пересекла залу, добежала до двери и, обернувшись, звонко крикнула:

— Я сестра Обена!

Ей показалось, что девушка в зеленом протянула руку, чтобы остановить, удержать ее. Но дверь уже захлопнулась, и Катрин, нащупывая в темноте дорогу, миновала коридор и опрометью сбежала вниз по широкой лестнице.

С того памятного вечера, когда Катрин встретила, при столь необычных обстоятельствах, Эмильенну Дезарриж, девочка жила словно во сне. Целыми днями она перебирала в памяти события — по ее глубокому убеждению таинственные, — предшествовавшие появлению перед ней молодой красавицы.

Иногда ей приходило в голову, что этот бал, возможно, был связан с помолвкой и будущим замужеством Эмильенны. Она пыталась вообразить себе жениха девушки; почему-то он представлялся ей коренастым и угрюмым, как Робер. Вот он входит в ярко освещенную залу; музыка смолкает, танцующие пары застывают на месте. Эмильенна, бледная как смерть, стоит среди гостей. Коренастый человек подходит к ней, кладет на ее хрупкие плечи свои тяжелые руки и уводит девушку с собой неведомо куда… И никто никогда их больше не увидит…

«Никто и никогда»… Дойдя в своих грезах до этого места, Катрин разражалась рыданиями. Родители, Франсуа и младшие сестренки глядели на нее в полном недоумении.

— У тебя что-нибудь болит? — спрашивали они.

— Может, лихорадка? — беспокоилась мать.

— Нет, нет, я здорова, — отвечала, глотая слезы, мечтательница, — это просто так.

И она снова принималась вытирать посуду, мести пол или чистить овощи.

Однажды дом-на-лугах посетил Орельен.

— Кати, — сказал он, — я принес тебе яиц. Я нашел их в лесу.

Катрин причесывала сестренок, не обращая внимания на их слезы и вопли.

Франсуа, пользуясь хорошей погодой, дремал на солнце перед домом, прикрыв глаза старой шляпой.

Кашлянув несколько раз, чтобы напомнить Катрин о своем присутствии, Орельен повторил:

— Кати, я принес тебе яиц.

Девочка вздрогнула и обернулась.

— Ты здесь? — удивилась она.

— Вот смотри, это тебе.