Люси Монтгомери - Истории про девочку Эмили

— Ничего недостойного, тетя Элизабет, я не сделала, — сказала Эмили твердо. — Понимаете, произошло вот что…

— Я не желаю больше слышать об этом, — сказала тетя Элизабет.

— Но вы должны выслушать меня! — воскликнула Эмили. — Будет несправедливо, если вы выслушаете только одну сторону. Я немного провинилась… но не так ужасно, как она утверждает…

— Ни слова больше! Я уже слышала всю историю, — мрачно перебила тетя Элизабет.

— Вы слышали сплошное вранье, — сказал Перри, неожиданно снова высунув голову из черной дыры.

Все буквально подпрыгнули — даже тетя Элизабет, которая сразу еще сильнее рассердилась оттого, что подпрыгнула.

— Перри Миллер, сию же минуту спускайся с чердака! — приказала она.

— Не могу, — отвечал Перри лаконично.

— Сию минуту, говорю!

— Не могу, — повторил Перри, дерзко подмигивая мисс Браунелл.

— Перри Миллер, сейчас же спускайся! Я требую! Пока еще я тут хозяйка.

— Ну что ж, — сказал Перри бодро. — Если я должен…

Он спустил из черной дыры в кухню нижнюю часть тела и повис на локтях. Тетя Лора взвизгнула. Все остальные, казалось, онемели от ужаса.

— Только что снял мои мокрые одежки, — сообщил Перри весело, продолжая висеть на локтях и помахивая ногами в попытках достать пальцами до верхней ступеньки стремянки. — Упал в ручей, когда водил коров на водопой. Как раз собирался надеть сухое… но раз вы настаиваете…

— Джимми! — умоляюще воскликнула бедная Элизабет Марри, безоговорочно капитулируя. Она чувствовала, что не может самостоятельно выйти из этого положения.

— Перри, лезь обратно на чердак и сейчас же оденься! — распорядился кузен Джимми.

Голые ноги метнулись вверх и исчезли. Из черной дыры донесся хохот — веселый и злой, как у филина. Тетя Элизабет с облегчением судорожно сглотнула и обернулась к Эмили. Она была намерена вернуть себе контроль над ситуацией, так что Эмили должна была покориться целиком и окончательно.

— Эмили, встань на колени перед мисс Браунелл и попроси у нее прощения за свое сегодняшнее поведение.

На бледные щеки Эмили выступил алый румянец протеста. Она не могла сделать этого… попросить прощения у мисс Браунелл — да, но не на коленях! Встать на колени перед этой жестокой женщиной, которая так ее обидела? Она не может… и не встанет! Вся ее душа восстала против такого унижения.

— Встань на колени, — повторила тетя Элизабет.

Мисс Браунелл с довольным выражением лица предвкушала предстоящую сцену. Какое удовлетворение получит она, увидев бросившего ей вызов ребенка перед собой на коленях! Никогда больше, как чувствовала мисс Браунелл, не сможет Эмили холодно взглянуть на нее бесстрашными глазами, за которыми стоит душа, неизменно неукротимая и свободная, какие бы эмоциональные переживания ни грозили ее уму, а физические страдания телу. Воспоминание об этой минуте навсегда останется с Эмили… она никогда не сможет забыть, что униженно опустилась на колени. Эмили чувствовала это так же ясно, как мисс Браунелл, и упрямо продолжала стоять на ногах.

— Тетя Элизабет, пожалуйста, позвольте мне рассказать, как все произошло, — попросила она.

— Я уже слышала все, что хотела услышать об этой истории. Ты сделаешь то, что я тебе велела, Эмили, или будешь на положении изгоя в моем доме, пока не подчинишься. Никто не будет говорить с тобой… играть с тобой…. есть с тобой за одним столом… никто вообще не будет общаться с тобой, пока ты не подчинишься моему распоряжению.

Эмили содрогнулась. Это было наказание, которого она не могла перенести. Оказаться отрезанной от своего мира! Она сознавала, что таким путем тетке быстро удастся добиться от нее покорности. Так что уж лучше уступить сразу… но, ах, какая горечь поражения, какой позор!

— Человек не должен стоять на коленях ни перед кем, кроме Бога, — неожиданно сказал кузен Джимми, по-прежнему глядя в потолок.

Внезапно гордое, сердитое лицо Элизабет Марри странно изменилось. Она стояла очень неподвижно, глядя на кузена Джимми… стояла так долго, что у мисс Браунелл вырвался нетерпеливый жест досады.

— Эмили, — сказала тетя Элизабет другим тоном. — Я была неправа… я не требую, чтобы ты встала на колени. Но ты должна извиниться перед своей учительницей… а накажу я тебя позднее.

Эмили заложила руки за спину и снова взглянула прямо в глаза мисс Браунелл.

— Я сожалею обо всем, что сделала сегодня нехорошего, — сказала она, — и за это прошу у вас прощения.

Мисс Браунелл поднялась на ноги. Она чувствовала, что ее обманом лишили законной возможности торжествовать. Каким бы ни было предстоящее наказание, которому подвергнется Эмили, она, мисс Браунелл, не будет иметь удовольствия видеть ее унижение. Ей хотелось хорошенько встряхнуть этого „дурачка Джимми Марри“. Но вряд ли стоило показывать свои истинные чувства: Элизабет Марри, конечно, не входила в опекунский совет школы, но была в Блэр-Уотер самым крупным плательщиком налога на местные нужды и пользовалась значительным влиянием среди членов школьного комитета.

— Я прощу тебя за твое поведение, Эмили, если впредь ты будешь вести себя как следует, — сказала она холодно. — Я чувствую, что всего лишь исполнила мой долг, сообщив об этой истории твоей тете… Нет, спасибо, мисс Марри, я не могу остаться к ужину: хочу добраться домой, прежде чем совсем стемнеет.

— Попутного ветра всем путешествующим, — сказал Перри весело, спускаясь по лестнице — на этот раз одетый.

Тетя Элизабет сделала вид, что не замечает его — она не собиралась пререкаться с батраком в присутствии мисс Браунелл. Мисс Браунелл удалилась, а тетя Элизабет взглянула на Эмили.

— Сегодня, Эмили, ты будешь ужинать одна — в буфетной… и получишь только хлеб и молоко. И ни с кем не будешь разговаривать до завтрашнего утра.

— Но вы же не запретите мне думать? — с тревогой уточнила Эмили.

Тетя Элизабет ничего не ответила и с величественным видом села за накрытый к ужину стол. Эмили вошла в буфетную и съела там свой хлеб и молоко — приправой служил восхитительный запах сосисок, которые ели остальные. Эмили любила сосиски, а сосиски в Молодом Месяце были просто замечательные. Элизабет Бернли вывезла рецепт их приготовления из Англии, и его заботливо сохраняли в тайне от чужих. К тому же Эмили была голодна… Но ей удалось избежать того, что было бы невыносимо, да и наказание могло оказаться куда хуже. Ей вдруг пришло в голову, что она могла бы написать эпическое произведение в подражание поэме „Песнь последнего менестреля“ [37] «Песнь последнего менестреля» (1805) — поэма В. Скотта. . Кузен Джимми читал эту поэму ей в прошлую субботу. Она начнет первую строфу прямо сейчас. Когда Лора Марри вошла в буфетную, Эмили стояла рядом со своими недоеденными хлебом и молоком, опершись локтями о буфет, и глядела в пространство. Ее губы чуть заметно шевелились, а в юных глазах был свет, какого никогда не бывает ни на суше, ни на море. Даже аромат сосисок был забыт… разве не пила она в тот миг из Кастальского источника?» [38] Кастальский источник — родник на горе Парнас в Центральной Греции, почитался древними как священный ключ бога Аполлона, покровителя наук и искусств, дарующий вдохновение поэтам и музыкантам.