Люси Монтгомери - Истории про девочку Эмили

— Над нами посмеются! Скажут, что мы две старые дуры! — запротестовала Лора, чья душа, которой была не чужда гордость Марри, решительно взбунтовалась. — И к тому же это снова разбередит раны, оставшиеся после той старой скандальной истории.

— Неважно. Я сдержу слово, которое дала ребенку, — упрямо сказала Элизабет.

Аллан Бернли зашел в Молодой Месяц на закате, на пути домой из города. Он очень устал, так как целую неделю был занят круглые сутки, к тому же состояние Эмили вызывало у него гораздо большую тревогу, чем он решился бы признать открыто; так что он выглядел старым и довольно несчастным, когда появился на пороге кухни Молодого Месяца.

В кухне не было никого, кроме кузена Джимми. Казалось, тому совсем нечем заняться, хотя день выдался отличный — как раз для сенокоса, и на лугу за домом Джимми Джо Белла и Перри таскали большие ароматные, высохшие на солнце, охапки сена. Но кузен Джимми со странным выражением лица праздно сидел у выходящего на закат окна.

— Привет, Джимми, где девочки? Как Эмили?

— Эмили лучше, — сказал кузен Джимми. — Появилась сыпь, а лихорадка сдала. Кажется, она спит.

— Хорошо. Мы не можем позволить себе потерять нашу маленькую девочку, правда, Джимми?

— Не можем, — сказал Джимми. Но он, похоже, не хотел продолжать разговор на эту тему. — Лора и Элизабет в гостиной. Они хотят тебя видеть. — Он сделал паузу и добавил, по своему обыкновению, таинственно: — «Нет ничего сокровенного, что не открылось бы» [95] Евангелие от Матфея, гл. 10, стих 26. .

Аллану Бернли пришло в голову, что Джимми ведет себя загадочно. Если Лора и Элизабет хотели его видеть, почему они не вышли его встретить? К чему такие церемонии? Это было так на них непохоже. Он нетерпеливым толчком открыл дверь гостиной.

Лора Марри сидела на диване, уронив голову на его ручку. Ему было не видно ее лица, но он почувствовал, что она плачет. Элизабет, напряженно выпрямившись, сидела на стуле. На ней было одно из ее лучших черных шелковых платьев и один из ее лучших кружевных чепчиков. Она тоже плакала. Доктор Бернли никогда не придавал большого значения слезам Лоры, у которой они, как у большинства женщин, всегда были наготове, но чтобы плакала Элизабет Марри… да видел ли он когда-либо прежде ее в слезах?

Мысль об Илзи вспыхнула в его уме… о его маленькой заброшенной дочери… Неужели что-то стряслось с Илзи? За этот один ужасный момент Аллан Бернли заплатил сполна за то равнодушие, с каким долгие годы относился к собственному ребенку.

— Что случилось? — воскликнул он самым неприветливым тоном.

— Ох, Аллан, — сказала Элизабет Марри. — Боже, прости нас… Боже, прости нас всех!

— Илзи… — сказал доктор Бернли глухо.

— Нет… нет… не Илзи.

Затем она рассказала ему… рассказала ему о том, что было найдено на дне старого колодца Ли… рассказала ему, какова была настоящая судьба прелестной, улыбчивой юной жены, чье имя ни разу на протяжении двенадцати долгих, горьких лет не сорвалось с его уст…

Эмили увидела доктора только на следующий вечер. Она лежала в постели, слабая, вялая, красная, точно свекла, от коревой сыпи, но уже пришедшая в себя. Аллан Бернли стоял у постели и смотрел на нее.

— Эмили… дорогая девочка… знаешь ли ты, что ты сделала для меня? Одному Богу известно, как тебе это удалось.

— Я думала, вы не верите в Бога, — удивилась Эмили.

— Ты возвратила мне веру в Него, Эмили.

— Да что я такое сделала?

Доктор Бернли понял, что она ничего не помнит. Лора сообщила ему, что, получив от Элизабет обещание обследовать колодец, девочка уснула, спала долго и крепко, а проснулась уже без жара, с быстро появляющейся сыпью. Она ни о чем не спрашивала, и они ничего ей не сказали.

— Когда тебе станет лучше, мы все тебе расскажем. — Он улыбнулся Эмили. Было что-то очень печальное в этой улыбке… и вместе с тем очень милое.

«Теперь он улыбается не только губами, но и глазами», — подумала Эмили.

— Как… как она узнала? — шепотом спросила у него Лора Марри, когда он вышел от больной. — Я… я не могу этого постигнуть, Аллан.

— Я тоже. Подобное за пределами нашего понимания, Лора, — отвечал он серьезно. — Я знаю лишь то, что этот ребенок вернул мне Беатрис незапятнанной и любимой. Впрочем, может быть, существует и довольно рациональное объяснение. Очевидно, кто-то рассказал Эмили о Беатрис, и ее тревожило воспоминание об этом… недаром она так упорно повторяла: «Она не могла так поступить». И рассказы о старом колодце Ли, естественно, тоже произвели глубокое впечатление на чувствительного ребенка, полного острого интереса ко всему драматическому. В бреду все это смешалось с хорошо известной историей о падении Джимми в колодец Молодого Месяца… а остальное оказалось простым совпадением. Так я мог бы объяснить все это себе прежде… но теперь… теперь, Лора, я лишь говорю смиренно: «И малое дитя будет водить их» [96] Библия, Книга пророка Исайи, гл. 11, стих 6. .

— Ее бабушка, мать нашей мачехи, была шотландкой с Северного нагорья. Говорили, что она обладала даром ясновидения, — сказала Элизабет. — Я никогда не верила в это… прежде.

Всеобщее волнение в Блэр-Уотер улеглось раньше, чем было решено, что Эмили достаточно окрепла, чтобы узнать о неожиданной находке. Останки, обнаруженные в старом колодце Ли, были погребены на кладбище в Шрузбури, рядом с могилами других Митчеллов, и там появилась белая мраморная стелла со следующей надписью: «Священной памяти Беатрис Бернли, любимой жены Аллана Бернли». Ежевоскресное присутствие доктора Бернли на старой семейной скамье Бернли в церкви тоже перестало вызывать сенсацию. В первый же вечер, когда Эмили было позволено сесть в постели, тетя Лора рассказала ей, что произошло с Беатрис Бернли на самом деле — рассказала так, что навсегда сняла с этой истории налет чего-то отвратительного и постыдного, оставленный бабушкой Нэнси.

— Я знала , что мама Илзи не могла так поступить, — сказала Эмили торжествующе.

— Мы теперь упрекаем себя в неверии, — сказала тетя Лора. — Нам тоже следовало знать… но в то время, Эмили, нам казалось, что все свидетельствует против нее. Она была пылким, красивым, веселым существом, и мы считали ее тесную дружбу с кузеном совершенно естественной и безобидной. Теперь мы знаем, что так оно и было… но все эти годы, что прошли со дня ее исчезновения, думали иначе. Мистер Джеймс Ли ясно помнит, что в ночь, когда исчезла Беатрис, колодец стоял открытым. Его батрак в тот вечер снял с него старые сгнившие доски и собирался сразу же заменить их новыми. Но тут загорелся дом Роберта Грирсона, и батрак побежал вместе со всеми спасать его. К тому времени когда пожар потушили, было уже слишком темно, чтобы закрывать колодец, и батрак ничего не сказал об этом до утра. Мистер Ли ужасно рассердился на него… сказал, что это безобразие — оставить колодец вот так, без всякой крышки. Он сразу пошел к колодцу и сам поставил на место новые доски. Он не заглядывал в колодец… да если бы и заглянул, ничего не увидел бы, так как папоротники, которые росли на боковых стенках, не позволяли рассмотреть дно. Это было сразу после сбора урожая, так что никто не выходил в поле до следующей весны. Мистер Ли никогда не связывал исчезновение Беатрис с открытым колодцем… и теперь удивляется сам себе. Но понимаешь… дорогая… ходило немало злобных сплетен… и было известно, что Беатрис поднималась на борт «Девы ветров». Все считали само собой разумеющимся, что она уже не сошла с корабля на берег. Но она сошла… и направилась через старое поле Ли прямо к гибели. Это был ужасный конец ее яркой юной жизни… но все же не такой ужасный, как мы думали. Двенадцать лет мы несправедливо обвиняли мертвую. Но… Эмили… как ты узнала ?