Наталья Евдокимова - Лето пахнет солью

Наконец папа решительно открыл калитку с надписью «Жилье». На нас тут же залаяла собака, к нам потянулись коты и котята, и мы еле протиснулись дальше.

— Зверинец какой-то… — настороженно сказала мама.

Тут появилась старушка, которая вытерла руки о юбку и еще раз предложила то, что и так было написано на табличке.

Папа поинтересовался:

— Телевизор есть?

— Телевизора нет, — замотала головой старушка.

— А интернет? — спросил папа.

— И интернета нет.

— А джакузи? — продолжал допрашивать папа.

— Не водятся, — заверила старушка.

— А что есть? — спросил папа.

Старушка пожала плечами:

— Комната… Три кровати… Душ с горячей водой на улице, кухня…

— Райские условия! — решил папа. — Заселяемся.

Нас с мамой он даже не спросил, хотя мы, в общем-то, и не противились. Мне было вообще все равно, потому что я думал то о Кате, то о Вике, то объединял их в моих мыслях, и они становились одним полноценным человеком.

Но папе было точно не до моих мыслей, он приказал нам с мамой срочно надевать плавки и купальники. Я так торопился, что переодевался дольше всех — ведь известно, что спешка к хорошему не приводит. Да и на море мы попали не сразу, потому что перед морем оказался большой рынок, и мама бегала от лотка к лотку, выкрикивая: «Сувениры!». Она бы оттуда не ушла, если бы мы что-нибудь не купили. Поэтому я выбрал себе футболку с надписью «Мамина дочка», папа купил бейсболку, а мама — бесполезный кусок ткани, которым она пообещала обматываться. Чтобы мы не приставали к ней, она обмоталась этой тканью сразу же, и выглядела как ходячая плащ-палатка.

И только после всего этого папа сказал:

— А вот, сын мой, и море.

До этого я моря никогда не видел, и оно, конечно, сразу напомнило мне то ли Вику, то ли Катю. Красивая штука, это море. Папа сразу понесся вперед, рассекая волны, и улегся на мелководье.

— Иди сюда! — кричал он нам, и мы с мамой не понимали, кому он кричит, мне или маме.

Мы переглянулись, и мама побежала рассекать волны и стала наматывать на мелководье круги, отталкиваясь от дна руками и обплывая папу. Я смотрел на море — туда, подальше, где уже нет бултыхающихся, и думал, какое оно огромное и величественное. А потом огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что люди по сравнению с морем мелкие и низменные. Кроме одного человека, конечно. То есть двоих. А вместе со мной — троих. Но папа и мама мои тоже ничего. Папа в это время как раз крикнул маме: «Ешь водоросль, она бесплатная!» так громко, что на него стал смотреть весь пляж. Но это он от чистоты души, а не как некоторые орут во всю глотку:

— Креветки!!! Покупаем креветки!!! Вкусные свежие креветки!!!

Таких людей, которые так кричат, к морю допускать нельзя. Я посмотрел, кто это так надрывается, и осекся — с ведром, в котором покоились креветки, шагала Вика.

— Креветки!!! — горланила Вика каждому встречному. — Креветки!!!

— Почем?! — крикнул я ей.

Вика сначала направилась ко мне, а потом остановилась и сделала шаг назад.

— Почем креветки?! — продолжал кричать я. — Креветки почем?!

Вика подошла ко мне, присела и тихо спросила:

— Чего орешь?

Я ей снова прокричал:

— Интересуюсь!!! Они, может, у тебя невкусные! Они, может, у тебя недельной давности! Прошлогодние, может, креветки! Может, тебе их родители купили, чтобы ты все съела, а ты от них смылась, и продавать!

На пляже зашушукались:

— Тут креветки прошлогодние продают…

Вика зашептала:

— Чего тебе надо? Всех распугал…

— А что ты на Катю похожа?! — опять крикнул я.

Тут кто-то сказал:

— Надо же, креветками тухлыми торгуют…

И Вика захныкала, прямо как девчонка какая-нибудь. Она положила руку себе на колени и, опустив голову, роняла слезы на песок.

— Ты чего? — испугался я.

— Дурак какой-то… — всхлипывая, пробурчала Вика.

Я не привык, чтобы девчонки ревели. Раньше мне девчонки более стойкие попадались.

— Катя бы не плакала, — сказал я Вике, чтобы хоть как-то ее утешить.

Вика тихо отмахнулась:

— Отстань ты со своей Катей…

Тогда я решился:

— Давай я помогу. Что надо делать?

Вика пробурчала что-то себе в коленки, я ничего не расслышал. И сказал:

— Пойдем. По дороге расскажешь.

Девчонка поднялась, утерла слезы и отдала мне ведро. Тяжелющее такое, я чуть было не передумал идти. Но раз решил — значит, надо. Я помахал маме и папе, и мы двинулись по побережью. Отошли туда, где народ был еще мною непуганый, и я заорал:

— Креветищи!!!

По-моему, все вздрогнули, кто на пляже был, и даже Вика. Я так воодушевился этим, что крикнул еще громче:

— Креветищи!!!!! — и добавил: — Впервые в истории! — И еще сказал: — Эксклюзивные креветки!

— Какие? — тихо переспросила Вика.

— Эксклюзивные!!! — рявкнул я на нее. — Купи, девочка!

Люди взбодрились, но все еще раздумывали. Тогда я подошел к одному коврику и стал нудно повторять:

— Креветищи! Креветищи! Креветищи!

Я не успокоился, пока не купили стаканчик, после чего я подошел к другому коврику и спросил:

— Что вы думаете о йоде?

Я не помню, что мне там ответили, но после ответа я протянул ведро и сказал:

— Креветки!

А потом напугал всех:

— Кто не купит креветки, останется без ужина!

Не знаю, почему это всех так напугало. Но ведро опустело быстро, мы не успели даже как следует пройтись вдоль пляжей. Вика смотрела на меня, как на человека, и мне это было приятно. Она даже сказала:

— Пойдем ко мне в гости, я тебя креветками угощу.

Но я ответил:

— Нет, я еще не купался в море. Я еще не морской. На мне остатки города.

Она ответила:

— Тогда и я с тобой искупнусь.

Мы вернулись к моим маме и папе, Вика стянула шорты и футболку, и мы бросились в море. Тут хочется сказать — бушующее море, но нет, оно было спокойным, и я был спокойным, и мне нравилось смотреть на Вику, которая уплывала все дальше и дальше. Еще немного — и она скроется за горизонтом, эта девчонка, которая так похожа на Катю, как не похожа на Катю никакая другая девчонка на земле.

— Ну что ты возишься там, на мелководье? — крикнула мне Вика и подплыла ближе.

— Я плавать не умею, — признался я. — Это у нас наследственное. Еще мой прапрапрадедушка не умел плавать, и с тех пор повелось…

— Эх ты, — улыбнулась Вика и брызнула на меня водой.

И тут я почувствовал, что на мне всегда будут остатки города. Что они не смоются, сколько бы я ни сидел там, где воды по колено. И я никогда не стану морским, буду только притворяться. И проведу кого угодно, кроме нее. Даже Катю проведу. А Вику — ни за что.

— Я не умею плавать, но ты мне нравишься, — вдруг сказал я, и у меня запылали щеки.

— Конечно, нравлюсь, — ответила Вика. — Я же похожа на Катю.

— Нет, — снова признался я. — Это она на тебя похожа.