Николай Омельченко - Повести

— Кто свободен, ко мне! — крикнул механик, высовываясь из люка машинного отделения.

— Иду, Леонид Маркелович! — поднял руку Саша.

Шел к люку и думал о том, что в рабочее время выбрать свободную минуту трудно, но все же надо как-то забежать на пароход «Крупская», может, там есть люди, которые знают об Иришкином отце.

По ржавому, но уже скользкому от масел трапу Саша спустился в машинное отделение. Там были рулевой Лемеж и Василь. Вслед за Сашей в отделение спустилось еще двое рабочих.

— Вот керосин, — привычно поправляя повязку на глазу, сказал механик и показал на ведро, — а вон в углу ветошь и наждак. Оттирайте ржавчину. Из трюма не выпущу, пока машина не заблестит, как рыбья чешуя!

И, уже ни на кого не глядя, молча стал тереть наждаком широкое, похожее на огромную катушку, колесо.

Запахи масел, керосина, ржавчины и трюмной духоты так шибанули в нос, что Саше на миг показалось, будто он, как и тогда, на Константиновской, вот-вот потеряет сознание. Но от мысли, что это может случиться на глазах у Василия и других его товарищей, его даже потом прошибло. Саша несколько раз глубоко вздохнул. Но ничего подобного не случилось, просто ему это сразу показалось. Он усмехнулся, стало вдруг легко и весело. Да и ребята здесь собрались не молчаливые и не хмурые.

— Чтоб веселее было драить, давай трави, хлопцы! — сказал Чубарь.

И посыпались один за одним анекдоты, веселые прибаутки. На палубу докатился такой рокот смеха, что в люк даже заглянул Любин.

— Вы что там, керосину напились? — спросил он.

— Можем угостить, Иван Елисеевич! — ответил сквозь смех Чубарь. — Скоро обед, для аппетита!

Снова все весело смеялись и терли, терли, терли покрытые густой ржавчиной машинные части. И не слышали, когда Тоня ударила в рельс, созывая команду на обед.

Снова в люк заглянул Любин, приказал кончать и выбираться всем наверх.

Иришка пришла через три дня. Все дни Саша поглядывал с парохода на берег, и ему стало уже казаться, что она не придет, что он вообще больше никогда ее не увидит.

В тот день капитан шел получать краску и в помощники взял с собой боцмана и Василя. Когда команда закончила работу, их еще не было. Саша сел на берегу у кромки воды, поджидая Василя. Договорились с ним, что вечером побродят по городу.

Услышав позади шаги, Саша обернулся и среди портных развалин увидел Иришку. Обрадованно поднялся. Девушка шла и улыбалась. Саша беспокойно огляделся, поймав себя на том, что как-то перехотелось идти с Василем. Только бы он не вернулся именно сейчас. Не хотелось почему-то, чтоб Василь встретил его с Иришкой. Она поздоровалась, все так же улыбаясь, и они молча пошли по набережному шоссе.

— Раньше не могла прийти, хозяйка уезжала, — виновато сказала Иришка. — Ты ждал?

— Ждал, — сознался Саша. И стало приятно, что он сказал правду и еще от того, что это признание обрадовало Иришку. Она, уже не улыбаясь, быстро и благодарно взглянула на него.

— Хочешь семечек? — спросила она.

— Давай.

Иришка быстро сунула руку в карман телогрейки и высыпала Саше на ладонь горсть еще теплых семечек. Они пахли вкусно, аппетитно.

— Только что нажарила, — снова улыбнулась Иришка.

— Давно таких не пробовал…

— А я опять была в пароходстве, — сказала она, — встретила одного дяденьку. Он тоже помнит отца. А вот ничего о нем не знает.

— И я спрашивал у своих, — молвил Саша. И тут же немного приврал: — Его многие помнят, но на фронте тоже с ним не встречались. Я еще хочу зайти на «Крупскую», может, там кто воевал вместе с ним. Там много бывших фронтовиков.

— Спасибо, — Иришка повернулась к затону и спросила: — Это ваш пароход?

— Наш.

— А я уж думала, что не застану вас, уплыли.

— Кончаем зачистку. На днях комиссия будет принимать наш пароход, а там ту-ту!

— Далеко?

— Рейс еще не намечен.

— А у меня есть два билета в кино, на фильм «Свинарка и пастух». Ты не смотрел?

— Нет, но ребята видели, говорят, хорошая картина…

— Пойдем.

— Ага.

— А я еще вчера купила билеты и хотела к тебе прийти, но не смогла вырваться из дому, — вздохнула Иришка.

Она снова отвернулась — глядела на пароход. А Саше показалось, что, отворачиваясь, она прятала глаза, в которых блеснули слезы. Но когда она повернулась, Саша увидел, что глаза ее были спокойны, а на лице снова появилась улыбка.

— А сегодня иду, — говорила она, — и думаю: «Не сказала ему, не предупредила… Приду и не застану. Ушел с товарищами в клуб или там еще куда-нибудь, может, та же на танцы…»

— Я не умею танцевать.

— Не умеешь? — обрадованно спросила Иришка. — А я умею! Меня папа научил. У нас был патефон. Новенький, и почему-то пахло от него конфетами. И пластинок было много. Песни, сказки. Мы с папой часто покупали пластинки. И даже соревновались, кто купит лучшую. И танцевальная музыка у нас была разная: вальсы, танго, фокстроты, румба… Вот папа и учил меня. Возьмет вот так, — Иришка вытянула одну руку в сторону, другую округло согнула перед собой, словно обняла кого-то в танце, — и говорит: «Танцевать надо всегда от печки» — танцуем. А почему от печки, Саша?

— Не знаю.

— И я тоже не знаю. Может, поговорка такая. Тогда я у папы не спросила, а теперь уже…

— Еще спросишь, — успокоил ее Саша.

— Спрошу, — тихо согласилась Иришка и продолжала: — Танцуем и танцуем. Могли весь вечер танцевать… А ты такую песенку знаешь? — Она помолчала мгновенье, будто вспоминая слова, и запела очень приятным, почти еще детским голоском:

Саша покраснел, у него перехватило дыхание. Это оттого, что ему впервые девушка пела песню. Вот так просто, не стыдясь, взяла и запела. Если бы это пел Василь или кто-нибудь другой, Саша, конечно же, ничего подобного не испытывал бы, не смутился, а сейчас почему-то вот так вышло. Но чем дольше пела Иришка, тем спокойнее чувствовал себя Саша, словно давно привык к ее голосу, к тому, что она поет для него. И уже смущение уступило место новому чувству — неожиданности. Хотелось остановиться, взять Иришку за руку и вот так стоять и стоять, глядя в ее слегка раскосые каштановые глаза, слушать ее песню.

Девушка перестала петь, лишь когда они вышли на людную Почтовую площадь. Перейдя ее, они стали подниматься вверх по безлюдному Владимирскому спуску.

— А хочешь, я и тебя научу танцевать?

— Научи.

— Вот только где? — задумалась Иришка.

Саша пожал плечами.

Иришка приумолкла и задумалась так, словно это был очень серьезный вопрос.

— Придумала! — наконец радостно сказала она. — Вот когда станет совсем сухо, мы пойдем в парк и найдем площадку, чтобы нас никто не видел, и начнем, хорошо?