Николай Омельченко - Повести

— Ну, вот тут-то у меня и возникла идея, — почти шепотом произнес Генка. — Набил я карманы этими самыми гнилушками, отнес брату воду и говорю чемпиону и пигалице: через час встречаемся у пещеры. Захватил с собой фонарик и подался наверх. Зашел в пещеру, осветил ее всю, осмотрел, точно такая же, как и все, даже пепелище от костерка у входа кто-то оставил, наверное, от дождя тут кто-то прятался да грелся у костра. А как выключил фонарик — тьма-тьмущая! Бросил я несколько гнилушек на землю, светятся, как кошачьи глаза. Ну, и пошло дело. Вы же знаете, что я рисую неплохо, это единственное, за что мне в школе с первого класса одни пятерки, правда, еще и по пению тоже… Выложил я этими гнилушками скелет. Ну и красавец получился, так и кажется, что вот-вот челюстями защелкает, даже самому немного страшновато стало. Притаился я у входа и жду. Только бы, думаю, фонарики не догадались захватить. Да вряд ли бы это они сделали, ночь-то светлая, луна такая над лесом висит, что светлее, чем днем… Слышу, идут, подходят, он ее за руку держит. А где же этот Генка, спрашивает она. А зачем он нам, говорит чемпион, может, испугался и не придет, без него обследуем, у меня, говорит, спички есть. Этого еще, думаю, не хватало, и, когда он протиснулся с ней через узкий вход и вынул коробок со спичками, я быстренько раз!.. и выдернул у него из рук коробок. Он даже ойкнул от неожиданности, а потом, как увидел скелет, как-то хрюкнул, будто его за горло кто-то схватил, и бац в обморок, так и сел у моих ног… А потом и она. Ну, ей я не дал упасть. Это ему, боксеру, привычно падать на ринге, там, наверное, пожестче бывает. А я ее подхватил на руки, легкая такая, вынес из пещеры…

— Ой Генка, ты же в прошлый раз о ней не рассказывал! — вырвалось у Зойки.

— Значит, забыл.

— А что же он? — смеялась Наташа.

— Он? — Генка торжествующе поднял руки и расхохотался. — Только она пришла в себя, только я ее поставил на ноги, выползает на четвереньках. Ну, что там, спрашиваю я. Н-н-н-е понял, говорит. Так, может, вернешься снова да поймешь, говорю я и тут же, вы знаете меня, не выдержал и рассмеялся…

— И он тебя не двинул? — сдерживая смех, спросила Наташа.

— Куда ему, у него руки так дрожали, что он и в скалу бы кулаком не попал, не то что в меня.

Смеялись Роман и Борис.

— Ну и заливать ты мастер, Генка, — сказал Борис.

— С тобой нужно быть осторожным, — насмешливо и снисходительно произнес Роман.

— Не бойся, я тебе ничего подобного не устрою, ты ведь не чемпион, — великодушно пообещал Генка.

И Роман вдруг рассмеялся весело и громко, редко видели, чтобы он так смеялся.

— А вы знаете, Генка великолепный хлопец, — сквозь смех говорил Роман.

— Вот уже и подлизывается, видали, а? — кривясь и тыча в Романа пальцем, выкрикивал Генка, — видали, подлизывается!

— Так уж он к тебе и подлизывается, — пренебрежительно дернула плечами Наташа. Она наклонилась над банкой с грибами. — А не готовы ли они? Вода-то уже совсем почти выкипела.

— Да уже должны бы свариться, — сказал Борис и снял банку с огня. Затем, поддевая своей ложкой опенки, стал раздавать каждому по крохотному грибку. — Осталось два, один лишний, кому?

— Тебе, Боря, — сказала Наташа, — ты же рыбы меньше ел.

— Еще и за дедушку, — сострил Генка, но эту остроту его никто не поддержал, хотя Борис и съел оба гриба.

Потом он сгреб два костра в один, подбросил в них веток, и костер запылал ярким пламенем, таким, что все тут же отодвинулись от него; зашевелились в нем, сгорая и постреливая, ветки, и темнота вокруг как бы отпрянула от огня, словно и ей стало жарко.

— Кто следующий? — спросила Наташа.

— Что «кто следующий»? — переспросил Роман, хотя все смотрели на него и он хорошо понимал, что у костра всегда, уж так заведено, такова традиция походов, до поздней ночи, если не до самого утра, рассказываются разные были и небылицы, случаи из жизни — все равно какие: смешные, грустные, выдуманные и невыдуманные истории. Рассказывать никто никого не заставляет, но и редко найдется человек, который всю ночь будет сидеть и просто слушать; нет, не вытерпит, а хоть что-нибудь да и сам расскажет. А тем более, когда в вечернем, уютно прогретом костром воздухе повиснет вопрос «кто следующий» и все будут выжидающе смотреть на тебя. Поэтому Роман тут же, словно поправившись, окинул всех спокойным взглядом и сказал:

— Я расскажу вам историю о том, как мы ловили шпиона.

— Видал, это тебе не какой-нибудь там чемпион по боксу, — подмигнул Генке Борис.

— Ух, какие у нас мальчишки! — с добродушной иронией воскликнула Наташа. — Просто удивительно! Учишься с ними в одном классе, сидишь за одной партой и не знаешь, что они у нас ужас какие герои!

Роман слегка усмехнулся и, снова став серьезным, начал свой рассказ:

— Есть недалеко от города Ашхабада, в предгорье Копет-Дага, долина. Называется Фирюза. Очень красивое место. Там курорты и дома отдыха. А рядом граница. Прямо в горах она проходит. Весной вся долина покрывается тюльпанами. А особенно они красивы в горах. На самой границе. Ну, об этом потом… Мой отец получил отпуск. Поехал в Фирюзу на курорт. На весенние каникулы и я приехал к нему. Жил я в одной туркменской семье. Отец договорился с ними. Большая была семья. Мать и дети. Отец у них умер. Я особенно подружился с одним. Моим одногодком. Звали его Худай. Очень хороший паренек, верный в дружбе и такой щедрый, что последнее отдаст. Худай знал все тропинки в горах. Знал пограничников, и его многие знали. И совсем не боялся змей. А их там столько, разных: и ядовитых, и не ядовитых. Он мог любую из них прямо руками схватить. За голову возьмет и держит. Она извивается, а потом он ее отбросит и она во все лопатки уползает от нас.

— Убегает во все лопатки, так обычно говорят, — засмеялся Генка.

— Именно уползает, — вставила Зойка, — пресмыкающиеся не бегают, а ползают.

— Ух, какие у тебя глубокие познания, — развел руками Генка.

— Не перебивайте, — нетерпеливо сказала Наташа.

— Извиняюсь, — кивнул Генка, — продолжай, только давай уж, о чем обещал, о шпионе, а не о змеях и тюльпанах…

— Так вот, — будто и не слыша реплик, продолжал Роман, — как я уже сказал, семья у Худая была большая. А никто не работал. Одна мать. Остальные были дети. Худай среди них — старший. Вот и приходилось ему в свободное от школьных занятий время немного подрабатывать. Разносил почту, а летом, например, уходил в горы помогать чабанам. Ну, а весной собирал тюльпаны и продавал букетиками. У него их покупали охотнее, чем у других. Во-первых, он продавал их дешевле, а во-вторых, он их собирал далеко в горах, на самой границе. Там они покрупнее и красивее тех, что в долине. Я тоже ходил с ним в горы. Помогал собирать тюльпаны. А потом мы садились под знаменитой чинарой. Ее, наверное, весь мир знает. Да и вы слыхали о ней. Зовут ее «Семь братьев и одна сестра». Это потому, что у чинары семь больших стволов и одна маленькая ветвь. Эту чинару, если вот мы все с вами станем и возьмемся за руки, то не обхватим. Говорят, ей больше тысячи лет. Ну, так вот, мы садились на корень под этой чинарой, вообще-то там садиться не разрешали, но Худая никто никогда не прогонял. И тех, кто с ним были, не прогоняли… Худай ставил перед собой корзину с цветами, а люди подходили и покупали. Там все друг друга знали. Даже те, кто приезжал в дом отдыха, и то за несколько дней становились как бы своими. А если появлялся человек незнакомый и подозрительный, то это сразу же становилось известным пограничникам. В этом им помогала народная дружина. А вообще-то там все местные жители должны быть очень бдительными. Должны помогать пограничникам, потому что случались разные ЧП.