Мирча Дьякону - Когда у нас зима

— Я с больным ребенком.

— А хоть бы и так,— сказал привратник.

— Разве это не больница?

— А хоть бы и так,— сказал привратник и подмигнул кому-то рядом.— Деревенские? — спросил он с ухмылкой.

Папа взял его за грудки и выдернул из-под шапки, шапка оказалась без головы и упала на снег.

— А хоть бы и так,— сказал папа прямо ему в лицо.

И слава богу, еще не послал вдогонку за шапкой.

В больнице было красиво, как в церкви, и все говорили шепотом. На стенах висели портреты бородатых людей, а от шагов шел гул, как от колокольни. Папа посадил меня ждать на лавку. Мимо прошла толстая тетя в белом. Я встал и сказал:

— Здравствуйте!

Она вздрогнула, уставилась на меня, потом поклонилась. Как в церкви.

Папа привел маленькую докторшу, но она была чем-то расстроена.

— Вы меня не будете оперировать?

— Будем, будем,— ответила она.

— Спасибо.

Пришел какой-то человек в голубом костюме. Несимпатичный: все время пожимал плечами.

— А где направление? Мы не можем его положить! — сказал он.

Маленькая докторша рассердилась:

— Какое направление, он чуть не при смерти! Вы что, не видите, что нужно оперировать немедленно?

Я обрадовался, что меня будут оперировать немедленно. Значит, к вечеру мы уже попадем домой. Папа смотрел на этого человека, как будто на него молился, и мне это не понравилось.

— Пошли домой, папа, мне расхотелось оперироваться, можно и в другой раз.

Маленькая докторша погладила меня по голове и завела в комнату с ванной, с деревянной решеточкой на полу и с зелеными стенами. Что это ванна, я догадался, хотя видел ее в первый раз.

Я не знал, что делать. Посмотрел в окно. Там были елки в снегу. Не окно, а картинка. Вошла толстая тетя, которая мне кланялась в коридоре, и стала смеяться, что я в шубе. Я хотел выйти, дать ей выкупаться, но она ухватила меня за воротник и вынула из шубы. Потом сняла с меня свитер и рубашку. Я хотел спросить ее, кто она такая, чтобы меня раздевать. Раздевает и даже не спросит, как меня зовут. Но потом я подумал, что это у нее профессия такая — раздевать. Называется: сестра. Вода была горячая, и когда она терла мне спину, то дула на меня, как на суп.

Когда я вылез из ванны, мне стало стыдно. Толстая сестра меня вытерла, и я сказал ей, как меня зовут, но она таращилась на мою голову. Потом забрала мою одежу и вышла. Я остался голый и боялся, как бы кто не вошел и не спросил, почему я стою в ванной без дела. Из-за елок в окне кто-то смотрел на меня. Но кто, я не успел разглядеть, снова вошла толстая сестра. Она дала мне пижаму в цветочек и без единой пуговицы и спросила, уж не хочу ли я остаться в ванной.

— Нет, мне на операцию,— сказал я, и она отвела меня в седьмую палату, рядом с кухней.

Там были и мальчики, и девочки. Когда мы вошли, они вылезли из-под одеял, и я увидел, что они все переломаны, у кого рука, у кого нога. Толстая сестра сказала: «Принимайте новенького» — и подтолкнула меня к единственной пустой кровати у окна. Я лег и закрылся до подбородка, одна голова наружу, и все засмеялись. Окно было низкое, я видел улицу и деревья, а на них — замерзших ворон. Мне захотелось домой, и ну ее, эту операцию, но тогда бы обиделась маленькая докторша.

Дверь отворилась, и, вися на дверной ручке, въехал совсем маленький мальчик в одной рубашке и босиком. Он увидел меня и заковылял к моей кровати раскорякой. Наверное, ему еще не поправили ноги операцией. Постоял, посмотрел на мою голову и дал мне печенье.

— Ты зачем тут?

— Я приехал на операцию.

— Перед операцией нельзя есть.

— А ты откуда знаешь?

— Читал.

Он мне понравился, хотя вряд ли он умеет читать.

Он взял меня за руку и повел знакомить со всеми. На первой кровати Чезари́ка, она упала и сломала ногу, потом Эмиль, он не боится уколов, потом Мария, она не умеет ходить и ужасно смешливая, у самой двери — Магдале́на, она все время плачет, а его самого звать Йону́ц. Потом я лежал и не спускал глаз с двери. Уже началась ночь, ворон не стало видно из-за темноты. Магдалена плакала и гладила гипс на руке. Дверь скрипнула и снова впустила Йонуца.

— Идут,— сказал он и выехал на дверной ручке.

Все быстро поправили одеяла и засунули конфеты под подушки.

— Кто идет?

— Обход,— потихоньку объяснил мне Эмиль.— Надо, чтоб ни к чему не придрались, а то мы не победим, у нас соревнование с другими палатами.

Послышались взрослые голоса, и вошли два доктора и две сестры.

— Здравствуйте! — сказали все хором, как в школе.

— Как дела, дети?

— Хо-ро-шо!

— Жалобы есть?

— Не-ет! — снова сказали все хором, даже Магдалена, которая только что плакала.

Сестры сделали всем уколы. В меня тоже воткнули иглу и, пока она торчала, смотрели на мою голову и удивлялись.

— Что это за случай? — спросил один доктор у другого, они заглянули в толстую тетрадь и только потом вытащили из меня иглу.

Напоследок они сказали, что у нас все в порядке и что мы, вполне возможно, выйдем на первое место. Когда за ними закрылась дверь, Магдалена снова заплакала.

— Почему ты им не сказала, что тебе больно? — спросил я ее.

Она посмотрела на меня, как на сумасшедшего.

— Ты что, а первое место? Я же всех тогда подведу.

Под деревьями зажглись лампы. Я чувствовал себя как в чужой стране, где никто не знает твоего языка. Папа, наверное, не дождался и ушел домой без меня, потому что корова рожает. Другая сестра, тонкая, сделала мне еще один укол. Я чуть не заплакал, тонкая сестра спросила:

— Больно?

— Нет, это я из-за коровы...

Потом я начал проваливаться в туман, но не как перед сном, а просто мне стало все равно. Снова вошел Йонуц, подсел ко мне, испуганный.

— Идут с каталкой,— сказал он.— Вообще тут все сами ходят, а если с каталкой, значит, дело серьезное.

Он здесь давно, ему виднее. Палата посмотрела на меня с уважением. Пришла еще какая-то девочка, в очень красивой пижаме, даже с пуговицами. Эмиль шепнул мне на ухо, что это дочка товарища Бу́зи, и что она живет одна в отдельной палате, а при ней специальная сиделка, и что у нее аппендицит, но ее еще не оперировали, только готовятся. Я не знал, кто такой Бузя.

— Это правда, что тебя заберут на каталке? А меня зовут Александра,— сказала она.

Она говорила как-то не так, как все, и мне не понравилась.

Пришли две сестры, толстая и тонкая. Они подхватили меня под мышки, вывели и уложили на каталку. Все смотрели и, конечно, завидовали, но мне было все равно. Александра приоткрыла свою дверь, и я успел заметить ковер и покрывало на кровати. И как тетя в халате сидит и читает книгу.

Ребята остались под дверью операционной, а меня положили на стол. Я читал в одной книжке про операцию и ничему не удивлялся. Дверь закрылась, и со мной остались одна тонкая сестра и маленькая докторша. Я попросил их меня не привязывать, потому что я не боюсь. Они велели мне что-нибудь им рассказать. Я стал рассказывать про червячка, как он шевелится в голове, и услышал, как докторша сказала сестре, что, если я замолчу и не буду откликаться, чтобы она тут же подала ей сигнал. Сестра наклонилась надо мной, и я почувствовал холод на лбу. Я держал ее за руку и говорил.