Джинн Бёрдселл - Пендервики на улице Гардем

— Насчёт собак не знаю, — сказала Анна. — Зато шуба у неё из кролика.

Бетти так побледнела, что Розалинда с Анной тут же ухватили её за лодыжки и немного подержали вверх ногами, чтобы кровь прилила обратно к голове.

— Всё понятно с этой Лорой-Лорен, — сказала Розалинда, когда Бетти пришла в себя. — Нам она не нравится, значит и папе не понравится. Но как устроить, чтобы они с папой договорились о свидании?

— Ладно, что-нибудь придумаем. — Анна сияла, роль заговорщицы явно пришлась ей по вкусу. — У меня с ней занятие сегодня вечером. А нельзя попросить мистера Пена, чтобы он потом заехал за мной на каток?

— Наверно, можно… Ты позвони мне в конце урока, а я скажу папе, что твоя мама сегодня задерживается на работе и тебя некому забрать.

Из прихожей донёсся звук открываемой двери.

— Всем вести себя как всегда! — страшным шёпотом приказала Розалинда.

Когда мистер Пендервик вошёл в кухню, все жевали солёные крендельки и мучительно пытались вспомнить, как же они ведут себя всегда. Со стороны, как и следовало ожидать, это смотрелось подозрительно.

— Привет, дочери мои. — Приподняв Бетти со стула, мистер Пендервик чмокнул её в затылок. — Привет, Анна.

— Здрасьте, мистер Пен. Чудный сегодня денёк, правда?

Мистер Пендервик кинул взгляд на низкие унылые облака за окном.

— М-м-м… Анна, ты, наверно, что-то другое хотела сказать?

— Ничего я не хотела! То есть nihil. — Анна, как и Розалинда, ходила в школе на латынь.

— Розалинда!

— Да, папа?

— Ты потом объясни Анне, что меня трудно провести.

— Хорошо, папа.

Прихватив ещё горсть крендельков, Анна заторопилась.

— Ну, я пошла. Мне ещё уроки делать, а потом на каток. Всего хорошего!

Проводив её глазами, мистер Пендервик покачал головой.

— Просто ангел. Одна беда, никогда не поймёшь, что у этого ангела на уме! Ну ладно, рассказывайте: как прошёл день? Я буду готовить ужин, а вы давайте всё по порядку. Что в школе? Что в садике?

После ужина Розалинда объявила, что все могут идти заниматься своими делами: сегодня она вымоет посуду сама. Честно говоря, она просто хотела, чтобы во время Анниного звонка никто не путался под ногами — врать всё-таки легче без свидетелей. Бетти и Пёс радостно удалились в гостиную кататься, точнее толкаться и выяснять, кто крепче сидит в красной тележке. Скай и Джейн пошли к себе в комнату, хоть и не так радостно — то есть хорошо, конечно, что не нужно мыть посуду, но придётся раньше приниматься за уроки, — и уселись каждая за свой стол.

Скай быстренько набросала отчёт о прочитанных «Ласточках и амазонках» и, захлопнув читательский дневник, придвинула к себе чистый лист бумаги. «Дурацкие ацтеки» — написала она наверху. Пьесу сдавать в конце недели, так что, хочешь не хочешь, пора брать себя в руки и писать.

Внизу зазвонил телефон.

— Это Анна, — сказала Скай. Ей вдруг захотелось кинуться вниз и предупредить папу, пока не поздно. Она покосилась на сестру.

Джейн выглядела маленькой и испуганной — видно, тоже ощущала себя неважно.

— Вот как нас сейчас поймают, — сказала она, — как увидят, какую мы сплели паутину лжи и обмана… И тогда прощай навек наше доброе имя.

— Ага, — откликнулась Скай.

Через минуту в дверь заглянула Розалинда.

— Мы с папой едем на каток. Бетти и Пёс с нами. Пожелайте нам удачи.

— Удачи! — сказала Джейн.

Розалинда ушла.

Размышляя над тем, что такое удача, Скай вместе со стулом всё сильней отклонялась назад и вбок, пока стул не начал опираться на одну ножку. С точки зрения математики, думала Скай, никакой удачи в природе нет, есть лишь вероятность случайного события. Была бы она, удача, — папы никогда не ходили бы на свидания, а Мелисса Патноуд вообще не родилась бы на свет. Или родилась бы не в Массачусетсе, а в другом каком-нибудь штате. И можно было бы, задрав ноги, спокойно балансировать на стуле, который стоит на одной ножке. Она оторвала от пола одну ногу, потом другую… Ай… Ай!

— Ещё раз треснешься вместе со стулом — разобьёшь себе голову, — предупредила Джейн. — А дома никого нет, кроме меня, и некому будет выслушивать твоё предсмертное покаяние.

— Почему это я должна каяться? Мне не в чем каяться. — Скай встала с пола и подняла стул. — Ну, разве что зря я высказала эту дурацкую идею насчёт папиных свиданий. И ещё я терпеть не могу ацтеков и терпеть не могу писать про них пьесы!

— Вам что, задали пьесу об ацтеках? Скай! Везёт же некоторым. Вот удача так удача!

Хм-м, опять удача, подумала Скай. А что такое эта удача? Взять хотя бы её, Скай, — чего бы, например, ей больше всего хотелось? Наверно, съездить в Бостон, в гости к Джеффри. И чтобы кто-нибудь написал за неё эту пьесу про ацтеков. Она кинула взгляд на Джейн. Та сидела склонясь над листом бумаги и что-то прилежно на нём выводила. Значит, взялась наконец за сочинение про науку, решила Скай. Она поднесла к глазам бинокль и вскоре выяснила, что если встать на стул, направить бинокль в сторону стола Джейн и немного подрегулировать резкость, то вполне можно читать написанное:

Ненавижу сочинения про науку. Ненавижу сочинения про пауку. Ненавижу сочинения про пауку. Ненавижу…

— Джейн, — сказала она, снова садясь на стул. — А помнишь, как в прошлом году я построила за тебя модель ветрогенератора, а ты написала за меня те стишки?

— Ага, и ты тогда сказала, что больше никогда в жизни не будешь меняться со мной домашними заданиями.

— А что я ещё могла сказать? Думаешь, мне легко было убедить учительницу, что это я написала: «Тра-ля, восторг, сияет солнце, жужжат шмели над головой, и я, ха-ха, кружуся в танце, хоть смерть маячит предо мной»? А когда я её наконец убедила, что это я, а не кто-то другой, она спросила, не хочу ли я встретиться со школьным психологом.

— Угу. — Джейн не любила слушать истории, из которых явствовало, что она написала что-то не то.

— Но вообще-то я, наверно, была неправа насчёт «никогда в жизни».

Джейн ничего не ответила, и Скай снова попыталась с поднятыми ногами балансировать на одной ножке стула. Она решила, что если разобьёт себе голову, то хотя бы пьесу можно будет не писать.

— А мне об ацтеках всё-всё интересно, — помолчав, сказала Джейн.

Скай перестала балансировать, её стул с грохотом встал на четыре ножки.

— А мне зато интересно было бы написать это сочинение… про что там?

— «Как наука изменила нашу жизнь».

— Вот-вот. Про науку я могу хоть десяток сочинений накатать, мне не трудно. Мне вот только интересно, ты-то можешь выдать нормальную пьесу? Без этих твоих «тра-ля» и «ха-ха»?

— Конечно.

— Ну так вперёд! — Скай перетащила кипу книг про ацтеков на стол Джейн. — Да, чуть не забыла! И без Сабрины Старр.

— Конечно! — Джейн, с сияющими глазами, потянулась за верхней толстой книгой.