Нина Артюхова - Мама

Костя, ведь он не дышал и не кричал почти две минуты. Это было ужасно, ему делали искусственное дыхание, даже шлепали его — просто сердце разрывалось. Давай назовем его Димкой, как мы думали, — ему подходит».

Подходит-то подходит, милое такое, уютное имя, но как следует разглядеть сынишку все-таки не удается. И вот что страшно: не перепутали бы. Говорят, номерки у них к ручонкам подвешены, но ведь можно перепутать и номерки. Соседка по кровати — она уже встает — утешает:

— Да что вы беспокоитесь! Таких глазищ во веем роддоме нет, весь в мамку, одно лицо.

Это, кажется, хорошо, если сын похож на мать. Сестра говорит: счастливый будет. Не был бы только маленького роста, потому что для мужчины…

Пока у мужчины видны только одни глазищи, почти всегда закрытые, да розовый носик, немного торчком.

Характером Димка скромный, застенчивый, с ленцой. Ему уже третий день пошел, а ничего еще не ел и не просит. Не умеет еще есть, подумать только! Няни говорят: плохой сосун.

Другие малыши, как их принесут в палату, кричат, надрываются — и вдруг, сразу умолкнув, начинают звучно сосать. А Димка, как с ним ни бьешься, не берет грудь, да и только!

— Нянечка, вы оставьте его еще немного у меня, я еще поучу.

— Нет, уже пора. Принесу в двенадцать, должен порядок знать.

— Да ведь голодный он! Ослабеет.

— Ничего, проголодается — догадается.

И ровно в двенадцать Димка вдруг догадался. Раздвинулись нежные мягкие губы, распахнулись черные глазищи, рассердился вдруг, нацелился, зачмокал, засосал. И какое же это ни с чем не сравнимое счастье! Если бы всего-навсего пять таких минут на свете жить — и то стоило бы!

Через пять минут устал, глазки закрыл, лицо блаженное, умиротворенное. Нянечка его взяла, теперь только в профиль виден — носик торчком. Сыт.

«Костя, милый! Завтра меня выписывают. Ура! Привези, не забудь: мое платье, пальто (если будет прохладный день), туфли, чулки… и так далее, и так далее…

Димке: одеяло новое голубое, одеяло байковое, пеленку с кружевом, теплую распашонку голубую с уткой, кофточку белую с зайцем, подгузник (на всякий случай — два)…»

Константин сидел перед раскрытым ящиком комода и складывал вещи в чемодан, проверяя по списку.

«Кофточка с зайцем белая» — вот она! «Распашонка с уткой…» Еще и еще перебрал стопочку кукольного белья самых нежнейших цветов радуги… Нет распашонки с уткой! «Голубая теплая» есть. Но какая же это утка? Совсем другая птица…

Прозвучал под окном автомобильный гудок. Тяжелые шаги на лестнице.

Это Саша Бобров, он обещал заехать.

— Сашка, слушай… а ну, снимай плащ, у меня здесь стерильные вещи разложены, не смей подходить со своими немытыми ручищами!

Саша Бобров послушно оставил в передней плащ, пошел к умывальнику.

— Полотенце вон там возьми! Пойди теперь сюда, скажи, какая это птица?

— Вот эта, вышитая синеньким и красным?

— Да, вот именно.

— Как тебе сказать… На веточке сидит… на воробья не похожа… может, синица или снегирь? Но для снегиря…

— Можно ее назвать уткой?

— Уткой? Нет, на утку, я бы сказал, не похожа.

— Ну, тогда я не знаю, что делать! Понимаешь, я все по списку, просит она привезти «голубую распашонку с уткой». И вот перебираю я все двенадцать штук… Ромашки есть, зайцы есть, а птица всего-то одна…

— Светлана сама вышивала?

— Нет, эти, кажется, покупные.

Саша пожал плечами:

— О чем только думают торгующие организации! Продают вышитых птиц, а какая это птица, не угадаешь! Но почему обязательно нужно взять с уткой?

— Слушай, Сашка! Приказ есть приказ. Ты сам еще не отец и потому ничего не понимаешь. В чем соль этих ее распоряжений, что ей хочется? Одеть его сейчас понаряднее, во все самое красивое, чтобы парень был как картинка. Ты сам-то небось мундир надеваешь по праздникам, а не какую-нибудь задрипанную гимнастерку! Видишь, подгузники даже я отобрал самого первого сорта.

— Да ведь это же, Костя, все так непрочно… она и пишет: на всякий случай два… Ехать пора, вот что, а не распашонки выбирать!

— Знаю, что пора. Постой, ты меня не нервируй. Еще и еще раз Константин перебрал по одной все вещи в ящике комода.

— Слушай, чудак человек, бери эту, с птицей неизвестной породы, она же красивая очень! И еще какую-нибудь возьми, Светланке на выбор.

— Да, придется так. Какую, по-твоему, взять?

— Вот очень нарядная тоже.

— Нельзя: розовая. Не девчонку везем.

— Так не видно же будет под одеялом!

— Все равно не полагается. Вот эту возьму, она голубая.

— Ну и прекрасно! Давай, давай завертывай, волнуется же она там! Да и машину мне на два часа дали, имей в виду!

Все Димкины вещи завязаны в пеленку, уложены в чемодан. Все Светланкины «и так далее» — тоже.

— Ты почему в плаще? Разве холодно? Пальто ей брать?

— Обязательно. Даже дождь начался. Не забудь шляпу или косынку какую-нибудь. Ей теперь простужаться никак нельзя. Давай мне пальто на руку… Так. Пошли!

«Вот сейчас сына увижу… До чего странно! Неделю уже знаю, что есть сын, а какой — невозможно себе представить! Долго все-таки они собираются…»

Саша второй раз уже заходит, осматривается с некоторой робостью. Даже голос у него потише стал в этих стенах.

— Ну как?

— Сейчас выйдут. Терпи. Набирайся опыта.

Саша подходит к доске.

— Это их что же, сюда, в кружочки, вписывают?

— Да, сюда. Видишь, вот она, Светланка, и мальчик: три кило…

— Лебедев! Товарищ капитан!

Нянечка вышла из двери. Константин подбежал к ней:

— Идут?

— Одеваются. Дайте ее платье и туфли.

— Так они же в чемодане… Ох!

Батюшки, что же делать-то! Все «и так далее» Светланкино положил, а платье на стуле так и осталось висеть и туфли, завернутые, — на комоде! Распашонка подвела, распашонка с уткой замутила голову! Что же теперь делать?

— Александр, поехали домой за платьем!

Сашка морщится:

— Мне машину только на два часа…

Нянечка говорит:

— Ребенка уже одевают. Да вы не расстраивайтесь, товарищ капитан, пальто наденет, ничего не будет видно, а тапочки ей дадим, завтра завезете. Можно и в халате, только длинный он очень…

Дверь за ней закрылась. Саша скалит белые зубы и ржет так, что девушка с длинным носиком выглядывает из своей будки и укоризненно говорит:

— Потише, товарищи!

Но смеется не только Саша Бобров — смеются все, кто слышал негромкий, тревожный разговор: все стоящие в очереди к окну передач и все сидящие на ближнем диванчике.

— Ну и попадет тебе сейчас по первое число! — радуется Саша. — Голову тебе жена оторвет!

— Не попадет. У меня жена хорошая!

Немолодой уже мужчина с бутылкой кефира в руках говорит очень серьезно:

— Напрасно обольщаете себя, товарищ капитан. За такое дело обязательно будет вам головомойка, уж поверьте моему опыту!