Нина Артюхова - Светлана

— Алеша! Что же вы наделали! — Это уже из форточки.

— Не беспокойся, Надюша. Александра Павловна, не беспокойтесь, мы ее подрубим!

Не было, не было такого длинного в Костином альбоме, его нельзя было бы не узнать!.. Сосед? Двоюродный брат?

Светлана стояла у ворот. Невозможно было уйти.

Надя заметила ее:

— А это Светлана? Я тебя сразу узнала, Костя рассказывал. Что же ты стоишь? Давай будем знакомиться.

«Дед Мороз», «Алешка», «Алеша» был наконец официально представлен. Но что значит фамилия и такие ничего не говорящие слова, как «мой товарищ»?

Невозможно было не войти вместе с ними в дом, когда Надя пригласила войти.

Хорошая квартира, гораздо больше, чем у Зинаиды Львовны. Очень красивая мебель. Зеркальный шкаф, отдельно зеркало из трех частей на лакированном столике. Даже неприятно как-то: всю тебя видно сразу — и спереди, и с боков, и с затылка. Непонятные кэлькэшозы в этой квартире недопустимы. Диван и кресла, обитые шелком, с деревянными, должно быть красного дерева, спинками.

На такой мебели нельзя сидеть, поджав под себя ноги, даже развалиться нельзя, нужно сидеть выпрямившись. Странное дело: квартира большая, а свободного пространства здесь даже меньше, чем в маленьких комнатах Зинаиды Львовны. Уж очень всё загромождают здесь вещи.

На столике около зеркала, на полках, развешанных по стенам, стоят бесчисленные вазочки, рамки, фарфоровые собачки и котята, фарфоровые старинные пастушки и пастушки.

И все это бьющееся, все требует заботливого ухода. Светлана осторожно дотронулась пальцем до собачьей фарфоровой головы… Ни пылинки! Должно быть, Надина мать целыми днями ходит от одной собачки к другой и вытирает пыль мягкими тряпочками. А там и вечер настанет… Когда дойдет очередь до самой последней собачки, с самой первой опять уже нужно стирать пыль.

Должно быть, поэтому у Александры Павловны такое озабоченно-обиженно-страдальческое выражение лица. Красивая даже… только тусклая какая-то она. Вообще у нее такой вид, будто она долго лежала в сундуке, пересыпанная нафталином — от моли, а моль, не боясь нафталина, все-таки погрызла ее немного.

Надя не похожа на мать, и в комнате у Нади ни одной фарфоровой собачки нет. Большая картина на стене, чертежный стол и много толстых учебников…

Надя похожа на отца — лицом, конечно, а не фигурой. Он такой большой и широкий, даже грузный, медведеобразный какой-то. Надиного отца Светлана увидела вечером, когда пришла к Зиминым на елку вместе с Зинаидой Львовной.

За чайным столом сидели какие-то специально подобранные благонравные дети и вежливо разговаривали, не прислоняясь к спинкам стульев. А Надин отец ходил по комнате в огромных, выше колен, арктических валенках. Тесно ему было здесь, и главной его заботой было не зацепить широкими своими локтями благонравного ребенка с одной стороны и какую-нибудь красивенькую фарфоровую никчемность — с другой.

Надин отец приехал только на днях, вернее, прилетел из Сибири, по своим служебным делам, и задержался в Москве.

Ему подходит строить что-нибудь в тайге или в тундре и, обдумывая планы строительства, шагать по скрипучим полам нового дома, где пахнет смолой и очень мало мебели.

Разговор с благонравными детьми не получался; выпив чай, Светлана отошла к шкафу и стала разглядывать книги за стеклом. Разговор взрослых как-то раздвоился. Сергей Петрович, Надин отец, спросил Зинаиду Львовну про Костю. Спросил, как спрашивают о близком человеке, а не просто из вежливости: пишет, мол, или нет, а узнав, что пишет и что все в порядке, начинают говорить о другом. И Зинаида Львовна рассказывала ему о Косте с подробностями, уверенная, что это ему интересно.

Александра Павловна, мать Нади, разливала чай и занимала своих гостей. Это их дети так чинно сидели за столом. Александра Павловна жаловалась на продовольственные затруднения, а ее гости советовали ей и друг другу, что где можно достать. Кто-то откуда-то привез сливочное масло и продает. Очень неплохое масло.

Александра Павловна вздохнула:

— Я прежде брала только вологодское, высший сорт, а теперь приходится брать что придется.

Она придвинула вазу с домашним печеньем полной чернобровой даме, сидевшей напротив:

— Кушайте, пожалуйста.

И видно было, что и гостей своих она тоже разделяет по сортам, как разделяют по сортам сливочное масло в магазинах «Гастронома». Полная чернобровая гостья — высший сорт, «экстра». Другие две — первый сорт. А Зинаида Львовна?.. И уже враждебно по отношению к Надиной матери Светлана определила, что Зинаида Львовна, да и она сама в придачу — гости второго сорта.

Гостей третьего сорта в этом доме быть не могло: ведь и масла третьего сорта в хороших магазинах не держат.

Ну, а Костя? И этот Алеша Бочкарев?

Костя, несомненно, тоже второй сорт… Пожалуй, и Алеша. Но вот Александра Павловна подошла к Надиной двери и сказала:

— Ты что же, Надя, Алеше еще чаю не предложишь?

Значит, Алеша Бочкарев если не высший, то, во всяком случае, первый сорт.

Алеша и нравился Светлане и в то же время вызывал досаду.

Когда потушили огни на елке, он и Надя ушли заниматься в Надину комнату. У школьников каникулы, а у студентов как раз самое горячее время начинается — зимняя сессия.

Светлана никак не могла понять, почему Надин отец живет так далеко, а вот прилетел же под Новый год. И Надя поедет к нему на каникулы. Даже Александра Павловна в начале войны жила там… Она жаловалась, как трудно было жить в таких условиях. Должно быть, все-таки в Москве было потруднее во время бомбежек! А теперь в Москве все-таки легче… хотя и нет вологодского масла. Или потому вернулись, что Наде надо учиться?..

Накануне отъезда Светлана вместе с Зинаидой Львовной зашла попрощаться к Зиминым.

— Тетя Зина, — сказала Надя, — зачем вам после работы взад и вперед в Москву ездить? Устанете. Алеша ее отвезет.

Алеша сейчас же отозвался из Надиной комнаты:

— С удовольствием!

— Никому не надо меня отвозить! — запротестовала Светлана. — Я теперь дорогу знаю, я одна!

Разумеется, ее протест не был принят во внимание. Зинаида Львовна спросила:

— Но ведь Алеше электротехнику сдавать через два дня?

— Ничего, ничего, — решительно возразила Надя, — ему даже полезно проветриться.

И вот все отодвинулось назад — радостный блеск елочных огней, новые товарищи, милое лицо Зинаиды Львовны… Случайно увидела Светлана кусочек чужой жизни, будто прочла несколько страниц книги без начала и без конца…

Поезд, ритмично постукивая колесами, спешит обратно в Москву, а в полутемном вагоне рядом со Светланой сидит непонятный Алеша Бочкарев, который и нравится и в то же время вызывает досаду. Кто он, в конце концов, этот Бочкарев? Почему он отвечает «с удовольствием», когда Надя, оторвав его от солидной, толстой, любимой электротехники, велит ехать в Москву?