Нина Артюхова - Светлана

— Не могу я так сказать! Мама сейчас же догадается, что я неправду говорю.

Еще мальчишкой был, хотелось иногда скрыть от мамы какие-нибудь похождения, ребята советовали: «Костя, да ты соври что-нибудь матери!» Не получалось.

Светлана по собственному опыту знала, как это трудно, ему же самому говорила прямо в глаза утешающую ложь.

Она сняла кастрюлю с плитки и прислушалась:

— Проснулась, кажется… Посидите здесь, я сейчас.

Через несколько минут вернулась в кухню:

— Пойдемте. Можете ей ничего не говорить про занятия. Я уже сказала, что у вас пятнадцатого начнутся.

Всю жизнь мама заботилась о других, и это было естественно. Было странно видеть ее такой беспомощной. По тому, с какой покорностью она принимала заботы Светланы, Костя понял — она не встанет. Он поверил этому больше, чем словам доктора «будем надеяться».

Кроме сестры из амбулатории, делавшей уколы, приходила еще одна сестра и оставалась на ночь. Они попеременно со Светланой дежурили в комнате Зинаиды Львовны.

Вечером в день приезда Костя позвал Светлану в свою комнату и сказал, прикрыв дверь:

— Светлана, вот здесь в столе деньги. Ты бери сколько нужно. Например, сестра остается на ночь… ведь это, должно быть…

Светлана перебила его:

— Вы только не вздумайте предлагать ей денег, она страшно обидится. Ведь она большой друг вашей мамы — Мария Андреевна, разве вы не помните? Она в госпитале работала. Она вас хорошо помнит, вы в сорок первом году ходили туда, книжки носили раненым.

Нет, Костя не помнил «большого маминого друга». Вообще у мамы оказалось очень много друзей, которые знали его еще мальчиком. Его окликали на улице совсем незнакомые люди, называли его Костей и на «ты», спрашивали, как мамино здоровье.

Каждый день заходили девушки из библиотеки.

Когда кто-нибудь спрашивал у Кости, можно ли зайти к Зинаиде Львовне, он вопросительно смотрел на Светлану. Решала она. Иногда она говорила, что Зинаида Львовна устала или что ей нужно спать. Иногда приглашала зайти, но с предупреждением, чтобы совсем ненадолго.

Раза два приходила Александра Павловна Зимина. Костя заметил, что Светлана хотя и впускает ее, но ограничивает время ее визитов. Правда, Александра Павловна могла своими разговорами утомить и здорового человека.

Когда Костя ехал в Москву, он с тревогой думал, что мама лежит неустроенная и одинокая, может быть, даже она уже в больнице, а дом пустой. Оказалось, что и хозяйство и уход за больной — все налажено. Это было, конечно, хорошо, но самому-то Косте, пожалуй, было бы легче, если бы пришлось что-то устраивать, во что-то вмешиваться.

— Светлана, может быть, еще с другим доктором посоветоваться?

— Доктор очень хороший, он вашу маму давно лечит. Он сам профессора из Москвы вызывал, на консультацию.

— Светлана, ты мне вообще говори, что нужно делать, как вам с Марией Андреевной помочь. Ты не думай, я и обед сварить могу и пол помою не хуже тебя, честное слово.

Светлана попросила Костю сходить в аптеку и еще кое-что купить поблизости. Но, она чувствовала, это отнимало у Кости слишком мало времени и энергии. Она стала давать ему более сложные поручения:

«Костя, говорят, в Москве уже виноград появился, и очень хороший»… «Костя, в нашей аптеке нет глюкозы». Или: «Доктор советовал давать кефир…»

Костя сейчас же надевал фуражку и обеими руками одергивал гимнастерку, сдвигая все складки назад.

— А мама ничего?

— Ничего. Она заснула. К тому времени, как вы вернетесь, проснется.

— Ты мне скажи, может быть, еще чего-нибудь захватить?

Костя на цыпочках подходил к двери и заглядывал в комнату Зинаиды Львовны.

И вот уже прикрывает калитку, придерживая ее рукой, чтоб не стукнула.

Светлану поражала быстрота, с которой он мог встать и уехать. Другие люди хоть чуточку тратят время на сборы. Он никогда ничего не записывал и никогда ничего не забывал. Предлагать ему какую-нибудь хозяйственную тару для покупок — она знала — было бесполезно. Бутылки с кефиром он привозил в карманах. Впрочем, карманы все-таки ограничивали масштабы его покупок. Масштабы эти пугали Светлану.

Разворачивая пакет, привезенный из московского «Гастронома», Светлана с ужасом спрашивала:

— Костя! Зачем вы купили столько икры?

— Килограмм, — говорил Костя. — Разве много?

Зинаида Львовна слабо смеялась из своей комнаты.

Увидев, что Светлана согрела воды, вылила в ведро и опустила туда тряпку, Костя взял у нее из рук ведро:

— Ты с какой комнаты начинаешь?

Вымыл пол действительно очень хорошо и очень быстро.

Даже Мария Андреевна похвалила.

Костя отжал тряпку и развесил ее на крыльце черного хода.

— Старый солдат, Мария Андреевна!

Мария Андреевна приходила каждый вечер, да и днем заглядывала часто.

Полная и довольно большого роста, она обладала удивительной способностью неслышно двигаться и неслышно разговаривать. Во всех ее движениях было что-то ласковое и успокаивающее.

Теперь Костя вспомнил ее и вспомнил, как легко она поднимала раненых в госпитале, не хуже мужчин-санитаров.

Светлана и Мария Андреевна по очереди спали на диване в столовой. Костя, по просьбе Светланы, передвинул буфет, поставив его боком к стене, спиной к дивану. От буфета к другой стене Светлана протянула шнурок и повесила занавеску. На ночь занавеска задергивалась, часть столовой отделялась, оставался маленький проход из Костиной комнаты в переднюю и комнату Зинаиды Львовны.

Впрочем, Костя заметил, что занавеска задергивается очень редко.

— Светлана, ты, собственно, когда спишь?

— Как — когда сплю? Вот Мария Андреевна придет в двенадцать часов, и я лягу.

Квартира была такая крошечная, что, когда Светлане и Косте нужно было поговорить, чтобы Зинаида Львовна не услышала, приходилось уединяться в кухне или в Костиной комнате, да и там закрывать дверь и говорить как можно тише.

— Ты ляжешь сейчас, и ляжешь не на диване, а здесь. — Костя хлопнул рукой по своей кровати. — А Мария Андреевна, когда придет, ляжет на диване и тоже будет спать, а с мамой ночью я посижу, потому что я больше так не согласен!

— Вы же не знаете, что нужно делать, если…

— Ты мне объяснишь, а если буду сомневаться, кого-нибудь из вас разбужу. Ложись, Светлана, прямо сию же минуту ложись! Только вот… — он провел рукой по одеялу, — твердо тебе будет…

Он положил на кровать шинель, свое старое ватное пальто, драповое пальто, разровнял, принес из столовой какие-то маленькие подушки.

— Оставьте, я сама постелю.

— Спи!

Оставшись одна, уже потушив электричество, Светлана ворочалась с боку на бок и, несмотря на усталость, долго не могла заснуть. Хотелось поплакать, дать себе волю. Никто не услышит, никто не войдет.