Элинор Портер - Юность Поллианны

Миссис Кэрью чуть не задохнулась от удивления и возмущения. Не теряя времени, но потеряв терпение, она объяснила, что не намерена ничего больше делать в том проулке и что никто от неё этого не ждёт. Каждый может подтвердить, что она очень щедра и много сделала для дома, где живут Мерфи. (О том, что она владелица этого дома, она не посчитала нужным упомянуть.) Кроме того, она объяснила Поллианне, что есть специальные благотворительные организации, и что этим организациям она часто помогает.

Но Поллианна не успокоилась.

— Не понимаю, — возражала она, — почему это лучше собираться вместе и делать то, что все решат? Гораздо приятнее сделать что-то от себя. Лучше я подарю Джеми книгу сама, чем поручу это какому-то обществу! И ему будет гораздо приятнее принять её от меня, чем от других.

— Возможно, — устало ответила миссис Кэрью. — Но для Джеми это не очень хорошо. Если книгу принесут от общества, она ему больше подойдёт. Они-то уж знают, что ему нужно читать.

Это привело её к пространным рассуждениям, из которых Поллианна ничего не поняла. Она говорила о зле, которое приносит «неразборчивое чтение», и о «вредных эффектах неорганизованной благотворительности».

— Да и кроме того, — добавила она, увидев недоумение на маленьком личике. — Если я предложу помощь этим людям, они её просто не примут. Помнишь, что миссис Мерфи заявила, когда я предложила ей немного денег? Однако она с удовольствием примет их от своих соседей.

— Да, я знаю, — вздохнула Поллианна, отворачиваясь. — Этого я никак не могу понять. И всё-таки неправильно, когда у нас столько хорошего, а у них почти ничего.

Дни проходили, неприятное чувство в сердце Поллианны не уменьшалось, а росло. Все её вопросы, все замечания отражали беспокойство миссис Кэрью. Даже игра в радость почти потеряла свой вкус.

— Я не могу найти, — говорила Поллианна, — чему бы им радоваться. Конечно, мы можем быть рады, что не такие бедные, как они. Но всякий раз, когда я думаю, что я этому рада, мне становится их так жалко, и я не могу радоваться. Конечно, мы должны быть рады, что есть бедные, потому что мы можем им помочь. Но если мы им не помогаем, тогда что?

И Поллианна не могла найти никого, кто бы дал ей удовлетворительный ответ. Когда она подходила с этим вопросом к миссис Кэрью, та становилась ещё беспокойней и печальней. С приближением Рождества ничего не менялось.

Всё, даже блеск мишуры, причиняло ей боль — ведь ёлка напоминала о детских башмачках, приготовленных для Деда Мороза. Для её Джеми башмачка не было.

Наконец, за неделю до Рождества, она решила, что одержала победу над собой. Решительно, но без всякой радости, она отдала краткие распоряжения Мэри и позвала Поллианну.

— Поллианна, — резко начала она, — я решила взять… взять Джеми. Машина сейчас будет готова. Я поеду за ним и привезу его. Если хочешь, можешь ехать со мной.

Лицо Поллианны вмиг преобразилось от радостного света.

— Ох, как я рада! — едва выдохнула она. — Я так рада, что мне хочется плакать и кричать! Почему, миссис Кэрью, когда ужасно радуешься, хочется плакать?

— Я не знаю… — упавшим, безразличным голосом произнесла миссис Кэрью. На её лице не было и следа радости.

Когда они оказались в маленькой квартирке, она сразу сообщила о своём решении. Она рассказала о том, как потерялся их Джеми, и о своей надежде. Сомнений она не скрывала, но решила взять его к себе и обеспечить ему безбедную жизнь. Затем, утомлённым тоном, она перешла к частностям.

В ногах кровати стояла миссис Мерфи и тихонько плакала. Напротив стоял Джерри, глаза его радостно сверкали, и он тихо воскликнул:

— Вот это здорово! А, сэр Джеймс?

Что же касается Джеми, который лежал на кровати, то ему казалось, что для него открылась дверь в рай. Но по мере того как миссис Кэрью говорила, в его глазах появилось что-то новое, печальное. Медленно, очень медленно он закрыл их и отвернулся к стене.

Когда миссис Кэрью замолчала, долго стояла тишина, потом он повернул голову и заговорил, лицо его было бледным, глаза полны слёз.

— Спасибо, миссис Кэрью, но я не пойду, — просто ответил он.

— Что? — воскликнула миссис Кэрью, как будто сомневалась в том, что слышит правильно. — Не пойдёшь?

— Джеми! — прошептала Поллианна.

— Ну, сэр! Какая тебя муха укусила? — нахмурился Джерри. — Это же просто здорово!

— Да, но я не пойду, — повторил больной мальчик.

— Джеми, Джеми, ты только подумай, представь, что это значит! — дрожащим голосом произнесла миссис Мерфи.

— Я д-думаю, — сдавленным голосом выговорил Джеми. — Неужели, по-вашему, я не знаю, что делаю? — и, повернув к миссис Кэрью мокрые глаза, он повторил: — Не пойду, — голос его прервался. — Я не позволю вам всё это делать. Если бы вы меня любили, было бы иначе… но вы… вы меня совсем не любите… Я вам не нужен, то есть вам нужен не я. Вам нужен тот Джеми, а я… я чужой… вы не думаете, что я ваш. Я это вижу.

— Но… но… — беспомощно начала миссис Кэрью.

— Вообще, я не такой, как другие мальчики, я не могу ходить, — перебил её несчастный мальчик. — Вы сразу устанете от меня, я вижу. Я не могу быть для вас обузой. Если бы вы меня хоть жалели, как маменька… — он закрылся рукой и подавил всхлипывания, потом опять отвернулся. — Я не тот Джеми, — закончил он. Его худые мальчишеские руки сжались так, что все косточки выделялись на старой порванной шали, покрывающей постель.

Некоторое время царила полная тишина. Потом, очень тихо, миссис Кэрью поднялась со своего места. Лицо её страшно побледнело, но в нём что-то было ещё, и Поллианна затаила дыхание, но услышала только:

— Пойдём.

— М-да, ты просто дурак, — пробурчал Джерри, после того как закрылась дверь.

А Джеми плакал так, словно та дверь действительно вела его в рай, а теперь навеки закрылась.

Миссис Кэрью очень рассердилась. Довести себя до того, чтобы взять к себе этого калеку, а потом услышать, как он холодно отказывается! Это просто невыносимо! Она не привыкла к тому, чтобы пренебрегали её желаниями. Мало того, и теперь, когда она не могла взять этого мальчика, её охватил неимоверный ужас, что он — её Джеми. Знала она и ещё одно: она решила взять его не потому, что полюбила, даже не потому, что пожалела — нет, она надеялась помочь себе, заглушить бесконечно звучащий вопрос: «А что, если это Джеми?».

Мальчик помог ей увидеть себя, но это её не утешило. Ожесточившись, она гордо признала, что и на самом деле его не любит, потому что он не сын её сестры. Надо забыть об этой истории.

Но забыть она не могла. Как бы решительно она ни направляла мысли к другим занятиям, перед ней всплывал образ несчастного мальчика, лежащего в убогой комнатке.