Сильвия Труу - Месяц как взрослая

Вейнике грустно усмехнулась:

— Почему бы ему не говорить, если язык есть. Только он не учитывает того, что головы у всех разные: один за год кончает два класса, другой за два года — всего один.

— Ну-ну! — воскликнул Виханди. — Не клевещи на свою голову. Уж вы-то с Ринальдо просто прошаркали ногами год.

— Ну и что! — крикнул Ринальдо. — Второе место в республике по танцам тоже кое-что значит.

Сказав это, он посмотрел полуприщуренными глазами на Силле и Мерле. Когда те с любопытством уставились на него, он быстро отвел взгляд, сунул руки в карманы джинсов, украшенных металлическими бляшками, и, повышая голос, пообещал:

— Зато в этом году сразу пройдем два класса. Так что имей в виду, Виханди, будущим летом поднесешь нам розы. По случаю окончания или просто…

На это Виханди ничего ему не ответил и, сказав Силле, что теперь понадобится ее помощь, кивнул на чурбак, пододвинул мешочек с солью и пустой таз и вытащил из коптильни первую партию истекавшей жиром золотистой салаки.

Тут Вейнике решила, что для Мерле, как сказал Имре, наступила пора «дирижировать». Не дав ей снять передник, она повела Мерле на дачу.

— Мда! — беспокойно кивнул вслед им Ринальдо.

— Ты смотри у меня! — услышала Силле предостережение Виханди.

В ответ на это Ринальдо забурчал под нос, что пусть, мол, Виханди оставит свой надоедливый контроль — учеба в университете еще не дает ему на это никакого права, пусть берет пример с Кару, который никогда не суется в чужие дела.

Кару беспокойно дернул уголком рта, но ничего не сказал.

— Ладно! Всему свое время, — заметил Виханди, — давайте лучше пока заниматься делом.

Силле осталась наедине со своей работой. Она снизывала салаку с палочек в таз, посыпала солью и думала: «Вдруг однажды простой случай решит мое будущее. Но тогда и сейчас уже можно сказать, что случай сделал свое дело: попала на кондитерскую фабрику потому, что школа случайно оказалась рядом с фабрикой. Только во всем я воле случая в будущем не дамся. Стану сама творить свою судьбу. Сама хочу отвечать за свое будущее. Отказ от поездки в Крым был первым серьезным шагом. Не под крылышком мамы и папы, не на их деньги создавать свое благополучие, а зарабатывать самой, своими руками. Индрек тут совершенно прав. Об этом я должна была сказать ему раньше. Теперь с ним не поговоришь даже о самом обычном. По крайней мере пока…»

Силле бросилось в глаза необычно подавленное состояние Нийды.

Вместе с другими девочками Нийда возле костра готовила ужин. Хотя костер горел в десятке шагов от коптильной печи и Нийда все время находилась на виду у Силле, у них не было времени поговорить друг с другом. У каждой свое дело. Когда у одной выдавалась минутка посвободней, другой надо было спешить.

«Может, Воотеле опять что-нибудь выкинул, — предположила Силле. — Стал заигрывать с кем-нибудь, а Нийда этого не выносит».

Однако работа, которая досталась Воотеле, рассеивала это предположение. Вейнике, относившаяся ко всем школьницам, кроме Мерле, свысока, сделала Воотеле своим подручным.

Бедный парень, будто медведь на цепи, тащился следом за Вейнике от костра к даче, от дачи к лесу, от леса к морю, от моря к костру. Он был ужасно не в духе — едва поднимал глаза на подгонявшую его Вейнике. Надо думать, что с большим удовольствием он сочинял бы вместе с Индреком и Имре Лойком веселые куплеты для вечернего костра!

Насколько Силле могла заметить, Нийда вообще не проявляла к Воотеле интереса. Она даже не поднимала головы при его появлении.

Силле вспомнила: Нийда еще на фабрике шепнула, что собиралась что-то сказать ей на острове.

Что ее мучает?

Лишь поздно вечером, когда вокруг большого костра начались танцы, подружки смогли уединиться. Между высоких и частых сосен они направились к морю. Под густой кроной даже днем было темно, а сейчас тут стоял просто черный мрак. Только впереди, там, где море, светилась полоска заревого неба.

Вначале обе молчали. Затем Нийда вздохнула и сказала:

— Знаешь, я больше не могу. Утоплюсь.

— С ума сошла! — испуганно воскликнула Силле и попыталась обратить все в шутку. — И впрямь сумасшедшая! Вода на глубине холодная…

— Тогда уеду. На какую-нибудь далекую стройку. Я уже все обдумала.

На это Силле ничего сказать не могла. Причина, из-за которой хотят уехать на всю жизнь из дома, должна быть очень серьезной. И любопытничать неуместно. Когда Нийда перегорит, она сама обо всем расскажет. И раньше так бывало.

Они продолжали молча идти, пока не вышли к кромке берега, заваленного каменными глыбами, которые в сумерках напоминали огромных животных, спящих друг подле друга.

На высоком камне, на фоне светлого неба, стояли двое. Силле узнала Эндлу Курма, которая держала за руку своего жениха. Они о чем-то тихо разговаривали и смотрели туда, где медленно гасли заревые краски.

— Эндла очень счастлива, — чуть слышно прошептала Нийда. — Ты заметила… Ее жених никого, кроме нее, не видит. Разве это не здорово?

— Да как знать. Иногда из-за этого случается и неловкость, я сама видела у костра: на Эндлу он смотрит, а к соседу повернулся спиной. Вежливость все же должна быть в человеке при всех обстоятельствах.

— Ну, это мелочи! Зато он не паяц. — Нийда сказала это так громко, что стоявшие на камне обернулись.

«Опять. Вот оно в чем дело, — подумала Силле. — Но какой же Воотеле паяц? Веселый, жизнерадостный, только и всего. Неужели Нийда стала настолько ревнивой, что Воотеле уже нельзя ни с кем и поговорить? Разве можно быть такой ревнивой? Это ужасно».

Но какой бы Нийда ни была ревнивой, Воотеле сегодня ей упрекнуть абсолютно не в чем.

— Ты несправедлива, — сказала Силле. — Сегодня Воотеле все время работал и никакого паяца из себя не строил. Не шутил, как обычно, сама слышала — даже прикрикнул на Мерле.

— А после? — плаксиво спросила Нийда. — Ты что, слепая? Не видела, как Воотеле и Индрек слезли с крыши… Вспомни все, что было потом. Тогда и тебе станет ясно.

Силле не нравился тон Нийды, но она решила не перечить. Похоже, что у Нийды сдали нервы, и с ней сейчас надо как с больной, как с ребенком. Странно, что ее сегодня так взволновало? На берегу, когда Силле сама вышла из себя, тогда Нийда была совершенно спокойной.

Ну хорошо, вспомним, как было. Начнем с того, когда Воотеле и Индрек слезли с крыши.

Лицо Индрека блестело от пота, и руки у него до самых локтей были в зеленой краске. У Воотеле тоже. К коптильне Индрек не подошел, Воотеле снял две салачины и, держа их в пальцах, вернулся к нему.

Они решили удрать к морю. Но Мерле использовала власть, которая была дана ей на этот вечер, и сказала, что для них есть дела поважнее, чем купание. Для Индрека у нее особое задание, а Воотеле пусть помогает девочкам резать хлеб.