Люси Монтгомери - Эмили из Молодого Месяца. Восхождение

Я решила, что стихотворение вышло очень остроумным, и не смогла противиться искушению взять его сегодня с собой в школу и показать мистеру Карпентеру. Я предполагала, что ему понравится... и думаю, ему действительно понравилось — отчасти, но, прочитав стихи, он отложил листок в сторону, взглянул на меня и сказал:

— Есть, я полагаю, нечто приятное в том, чтобы писать сатиры на неудачников. Бедный старый Питер был неудачником... а теперь он мертв... и Создатель, возможно, окажется милосерден к нему... но не его ближние. Когда я умру, Эмили, ты будешь так же язвительно писать обо мне? У тебя талант на такие вещи... о да, ты проявила его здесь... написано очень остроумно. Ты способна живописать слабости, глупости, изъяны человека с блеском, совершенно необыкновенным — для девочки твоего возраста. Но... стоит ли заниматься этим, Эмили?

— Нет... нет, — пробормотала я. Мне было так стыдно и горько, что захотелось убежать и расплакаться. Я пришла в ужас оттого, что мистер Карпентер думает, будто я когда-нибудь смогу написать такое о нем — после всего, что он для меня сделал.

— Вот именно. Не стоит, — сказал мистер Карпентер. — В жизни есть место для сатиры... существуют пороки, которые можно только выжечь каленым железом... но предоставь это занятие гениям. Лучше исцелять, чем причинять боль. Нам, неудачникам, это хорошо известно.

— О, мистер Карпентер!— начала я. Я хотела сказать, что его никак нельзя считать неудачником... я хотела сказать так много... но он мне не позволил.

— Ну, ну, не будем больше говорить об этом, Эмили. Когда я умру, скажи: «Он был неудачником, и никто не понимал это глубже и не страдал от этого больше, чем он сам». Будь милосердна к неудачникам, Эмили. Высмеивай пороки, если тебе это нужно... но жалей слабости.

Он ушел и вскоре позвал всех в класс. Я до сих пор чувствую себя несчастной и думаю, что сегодня не усну. Но, здесь и сейчас, я — со всей торжественностью — даю в моем дневнике следующий обет: отныне мое перо будет исцелять, но не ранить . И я подчеркиваю эти слова — что бы там ни говорилось о привычках ранних викторианцев, — потому что пишу чрезвычайно серьезно.

Впрочем, я не разорву листок с этим стихотворением... я не могу на это решиться... оно действительно слишком хорошо написано, чтобы его уничтожить. Я убрала его в мой «литературный буфетик» на каминной полке, чтобы иметь возможность перечитать иногда для собственного удовольствия. Но я никогда никому его не покажу.

Ах, как мне жаль, что я причинила боль мистеру Карпентеру!

********

1 апреля, 19~

Сегодня меня ужасно рассердили слова, сказанные о Блэр-Уотер одной приезжей дамой. Когда я зашла на почту, там был мистер Алек Сойер с супругой. Они постоянно живут в Шарлоттауне, и миссис Сойер очень красива, и модно одевается, и держится покровительственно. Я услышала ее слова, обращенные к мужу: «И как только могут коренные жители этого сонного местечка жить здесь годами? Я сошла бы с ума. Здесь никогда ничего не происходит» .

Мне очень захотелось просветить ее насчет Блэр-Уотер. Я могла бы высказаться весьма язвительно. Но, разумеется, Марри никогда не устраивают публичных скандалов . А потому я удовлетворилась тем, что очень холодно поклонилась ей в ответ на ее приветствие и величественно прошествовала мимо. Я услышала, как мистер Сойер спросил: «Кто эта девушка?» и миссис Сойер ответила: «Должно быть, это молоденькая Старр... у этой кокетливой кошечки типичная манера всех Марри вскидывать голову».

«Здесь никогда ничего не происходит»... Надо же такое сказать! Да здесь все время что-нибудь происходит... что-нибудь совершенно потрясающее . Я думаю, жизнь здесь в высшей степени увлекательна. У нас всегда найдется немало такого, над чем можно посмеяться, из-за чего поплакать, о чем поговорить.

Взять хотя бы все, что происходило в Блэр-Уотер в последние три недели — тут смешались комедия и трагедия. Джеймс Бакстер вдруг перестал разговаривать с женой, и никто не знает почему . Она тоже не знает, бедняжка, и вся исстрадалась из-за этого. Старый Адам Гиллиан, всю жизнь ненавидевший всяческое притворство, умер две недели назад, и последними его словами были: «Смотрите у меня! Никаких завываний и хлюпанья носом на моих похоронах!» Так что никто не завывал и не хлюпал носом. Ни у кого и не было такого желания, а так как он прямо все это запретил, никто не стал притворяться. Никогда еще не было в Блэр-Уотер таких веселых похорон. Мне довелось видеть куда более меланхоличные свадьбы — такие, как, например, свадьба Эллы Брайс. Причиной ее печали стало то, что она, наряжаясь, забыла надеть белые туфельки и спустилась в гостиную в старых, линялых домашних тапочках с дырками на пальцах. Разговоров это вызвало множество — ничуть не меньше, если бы она вышла в гостиную и на ней вообще ничего не было надето. Бедная Элла проплакала из-за этого весь свадебный ужин.

Старый Роберт Скоуби и его единокровная сестра поссорились, после того как прожили вместе тридцать лет душа в душу — хотя те, кто их знает, уверяют, будто она очень сварливая женщина. Никакие ее слова или поступки не могли вывести Роберта из себя, но недавно под вечер в доме остался после ужина только один пончик, а Роберт очень любит пончики. Он убрал пончик в кладовую, чтобы съесть перед сном, но, когда пришел за ним, обнаружил, что Матильда его съела . Он впал в ярость, дернул ее за нос, обозвал дьяволицей и велел убираться из его дома. Так что она перебралась к своей сестре в Дерри-Понд, а Роберт собирается жить бобылем. Ни один из них никогда не простит другого — все Скоуби злопамятны, — и ни один никогда больше не будет ни счастлив, ни доволен.

А Джордж Лейк, возвращаясь домой из Дерри-Понд в один из лунных вечеров — это было недели две назад, — неожиданно увидел, что рядом с его тенью по освещенному луной снегу бежит другая, очень черная тень. А не было совсем ничего такого, что могло бы отбрасывать эту тень! Он бросился к ближайшему дому, полумертвый от страха, и говорят, что ему уже никогда не оправиться от такого испуга.

Это самое сенсационное событие из всех, что произошли за последние три недели. Я пишу о нем и содрогаюсь. Джордж, должно быть , ошибся. Но он правдивый человек и никогда не пьет. Право, не знаю, что и думать.

Арминьес Скоуби очень скуп и всегда сам покупает шляпки для своей жены, чтобы она не потратила на них слишком много. Во всех магазинах Шрузбури об этом знают и потешаются над ним. Когда на прошлой неделе он зашел к Джоунзу и Маккаллуму за новой шляпкой для миссис Скоуби, мистер Джоунз сказал ему, что, если он пройдет в этой шляпке от магазина до станции, то сможет получить ее бесплатно. И Арминьес прошел! До станции добрых четверть мили, и все шрузбурские мальчишки бежали за ним следом и улюлюкали. Но Арминьесу было все равно. Зато он сэкономил три доллара и сорок девять центов.