Р. Паласио - Чудо

— Да нет, и отсюда нормально видно.

— Смотрите, Джастин! — Я показал им фотографию Джастина в программке.

— Хорошо получился, — кивнул папа.

— А почему тут нет Вии? — спросил я.

— Она дублерша, — ответила мама. — Но гляди-ка: вот ее имя.

— Что значит дублерша?

Мама протянула программку папе:

— Ничего себе! Взгляни на фото Миранды. Я бы ее не узнала.

— Так что значит дублерша? — повторил я.

— Дублером называют того, кто замещает актера, если он почему-то не может выступать, — ответила мама.

— Ты слышала, что Мирандин отец снова женился? — сказал папа.

— Да что ты! — воскликнула мама. — Откуда ты знаешь?

— Я встретил в метро маму Миранды. Сама понимаешь, она не в восторге. У его новой жены вот-вот родится ребенок.

Мама покачала головой:

— Ну и ну.

— А почему актеры на замене называются дублерами? — сказал я.

— Точно не знаю, Ав-Гав, — ответил папа. — Наверное, потому что «дублировать» — значит делать что-то параллельно, а дублеры ведь учат роль параллельно с основными актерами.

Я еще кое-что собирался сказать, но тут погас свет. В зрительном зале мгновенно настала тишина.

Я прошептал папе на ухо:

— Папа, пожалуйста, не зови меня больше Ав-Гав.

Папа улыбнулся, кивнул и показал большие пальцы.

Подняли занавес. Сцена была совершенно пустая, только на старом расшатанном стуле сидел Джастин и настраивал скрипку. На нем был старомодный костюм и соломенная шляпа.

— Сейчас вы увидите пьесу «Наш городок», — сказал он зрителям. — Ее написал Торнтон Уайлдер, а поставил Филип Дейвенпорт. Городок называется Гроверс-Корнерс. Он расположен в штате Нью-Хэмпшир, у самой границы со штатом Массачусетс. В первом действии мы покажем вам один день из жизни нашего городка — 7 мая 1901 года. Время — незадолго перед рассветом.

И тут я понял, что спектакль мне понравится. Он был не такой, как другие школьные спектакли, которые я видел: «Волшебник страны Оз», например. Или «Облачно, возможны осадки в виде фрикаделек». Нет, тут все было по-взрослому, и меня распирало от гордости, что я сижу здесь и смотрю вместе со всеми.

Чуть позже миссис Уэбб из пьесы позвала свою дочь, Эмили. Я знал из программы, что эту роль играет Миранда, и вытянул шею, чтобы лучше видеть.

Когда Эмили вышла, мама, щурясь на сцену, прошептала:

— Это Миранда. Надо же, как изменилась…

— Это не Миранда, — тихо ответил я. — Это Вия.

— О боже! — Мама резко наклонилась вперед.

— Тс-с-с, — цыкнул на нас папа.

— Это Вия! — шепотом закричала мама.

— Вижу, — улыбнулся папа. — Тс-с-с!

Спектакль был потрясающий. Чем закончилось, не буду рассказывать, но от таких финалов зрители плачут. Мама чуть в обморок не грохнулась, когда Вия-Эмили сказала:

— Прощай, прощай, белый свет! Прощай, Гроверс-Корнерс… мама, папа… Прощай, тиканье часов… И мамины подсолнухи… И еда, и кофе, и вечно подгоревший бекон… И свежеотглаженные платья, и горячая ванна… и сон, и пробужденье. О земля, ты слишком прекрасна, чтобы кто-нибудь мог понять, какая ты!

Вия и в самом деле плакала. Настоящими слезами: я видел, как они катятся у нее по щекам. Фантастика!

Когда занавес упал, все зрители стали хлопать. Тогда актеры вышли на сцену, один за другим. Вия и Джастин появились последними, и когда они появились, весь зал встал.

Я услышал, как папа кричит, сложив руки рупором:

— Браво!

— А почему все встают? — спросил я.

— Потому что люди благодарны актерам за прекрасную игру, — ответила мама, поднимаясь на ноги. — Вот это настоящая овация!

Ну и я встал и хлопал, хлопал и хлопал. Чуть ладони себе не отбил. На миг я представил, как классно было бы сейчас превратиться в Вию или Джастина — ведь ими восхищаются столько людей! Надо придумать закон, по которому каждому человеку в мире полагалась бы настоящая овация, хоть раз в жизни.

Не знаю, сколько минут все хлопали, но наконец актеры отступили в глубь сцены, и занавес опустился. Аплодисменты стихли, зажегся свет.

Мы с мамой и папой пробивались к сцене. Казалось, актеров кинулись поздравлять абсолютно все: их обнимали, хлопали по плечам, пожимали руки. В центре толпы мы увидели Вию и Джастина, они всем улыбались и смеялись.

— Вия! — крикнул папа.

Когда ему удалось к ней прорваться, он обнял ее и приподнял.

— Доченька, ты бесподобна!

— О боже, Вия! — Мама чуть не визжала от радости. — О боже, боже! — Она стискивала Вию так отчаянно, что я испугался, что Вия задохнется, но та только смеялась.

— Ты была неподражаема! — сказал папа.

— Неподражаема! — Мама кивала и качала головой одновременно.

— И ты, Джастин. — Папа пожал Джастину руку и обнял его. — Грандиозно!

— Грандиозно! — повторила мама. Кажется, она так разволновалась, что самостоятельно говорить уже не могла, — Мы чуть со стульев не упали, когда увидели тебя на сцене, Вия! — воскликнул папа.

— Мама сначала тебя не узнала! — добавил я.

А мама прижала ладони к щекам:

— Я тебя не узнала.

— В последний момент Миранде стало дурно, — выдохнула Вия. — Мы даже не успели объявить о замене.

Надо сказать, выглядела она странновато, потому что на ее лице была тонна косметики, а я ее такой ни разу не видел.

— И ты вот так просто взяла и заменила ее в самую последнюю минуту? — удивился папа. — Потрясающе.

— Она была великолепна, — сказал Джастин, обнимая Вию.

— Все в зале плакали, — сказал папа.

— А что с Мирандой? — сказал я, но меня никто не услышал.

И тут к Джастину и Вие, аплодируя, подошел какой-то лысый дядечка, судя по всему, их учитель.

— Браво, браво! Оливия и Джастин! — И он расцеловал Вию в обе щеки.

— Я переврала пару реплик, — вздохнула Вия.

— Ничего, ты справилась! — Он улыбался во весь рот.

— Мистер Дейвенпорт, познакомьтесь, это мои родители, — сказала Вия.

Он тряс обеими руками сначала мамину руку, а потом папину:

— Вы должны гордиться своей дочкой!

— Мы и гордимся!

— А это мой младший брат Август, — произнесла Вия.

Он уже было открыл рот, чтобы со мной поздороваться, но, увидев меня, замер.

— Мистер Дейвенпорт! — Джастин потянул его за рукав. — Пойдемте, я познакомлю вас с моей мамой.

Вия хотела мне что-то сказать, но ее окружили приятели, и не успел я опомниться, как оказался в толпе совсем один. То есть я знал, где примерно находятся мама и папа, но со всех сторон теснилось столько людей, и все наталкивались на меня и бросали те самые взгляды, от которых мне было не по себе. Не знаю почему — из-за жары, а может, еще из-за чего, — но у меня закружилась голова. Лица расплывались перед глазами. А голоса оглушали. Я попробовал уменьшить звук в Лобот-аппарате, но перепутал и сделал его громче. И подскочил от неожиданности. А когда поднял глаза, то нигде не увидел ни мамы, ни папы, ни Вии.