Юрий Сотник - Вовка Грушин и другие (сборник)

– Ну, читай давай, не отвлекайся!

– «Два поезда вышли навстречу друг другу в одиннадцать часов утра и встретились в четырнадцать часов того же дня…»

– Дыр-дыр-дыр-дыр-дыр! Жжжжадний ход!

– «Первый поезд проходил в час по сорок пять километров, а второй – пятьдесят километров…»

Бух!

– «Найти расстояние между городами».

– Передний ход! Дыр-дыр-дыр-дыр!..

– Ну, что сначала надо узнать? Сообрази!

Я принялся было соображать, но невольно покосился на открытую дверь слева от меня. Комната за дверью была большая. В глубине ее, боком к двери, стояли две раскладушки, накрытые одеялами. Они как-то странно дергались. Скоро я увидел, как, проталкиваясь между раскладушками, ползет спинка еще одного стула, за нею движется голова «водителя», а за ней – приподнятые зады его братьев.

– Жадний ход!

– Не! Сюда поворачивай! Сюда же, ну! Дыр-дыр-дыр-дыр!..

– Сообразил? – спросила Климова.

Я не только не сообразил. Я начисто забыл условие задачи.

– Ты все-таки думай! А то этак никогда не натренируешься.

Я-то думал… Только не о задачах, а о своих нервах.

– Сообразил?

– Дыр-дыр-дыр-дыр!..

Дашка подошла ко мне, заглянула в мое опущенное лицо.

– Ты что, совсем слабенький, да? Они же в той комнате играют! В таких условиях что хочешь можно решить.

Бух! Этот звук напомнил мне о Дашкином дедушке-артиллеристе, который даже раненный командовал батареей. И мне стало досадно: неужели я не такой человек? Неужели я никогда не смогу командовать батареей?

– Ну, вот чего! – рассердилась Дашка. – Или говори, что первым делом надо узнать, или уматывай отсюда! Некогда мне с тобой…

Я вцепился руками в края стула и, стиснув зубы, уставился в задачник. Даша отошла к плите.

– Дыр-дыр-дыр-дыр-дыр!.. В кухню ехай!

«Никакого мне дела нет до вашего «дыр-дыр-дыр»! – говорил я себе. – Я знаю одно: поезда вышли в одиннадцать часов, а встретились в четырнадцать…»

– Ну! – крикнула Даша.

– Сейчас! – ответил я. – «Вышли в одиннадцать часов, а встретились в четырнадцать…»

– Дыр-дыр-дыр-дыр!.. (Стул, толкаемый «бульдозером», появился в кухне.) Поворачивай! К столу поворачивай!

Краешком глаза я заметил, что стул теперь движется прямо на меня. Я вскочил, передвинул свой стул к другой стороне стола и притянул к себе учебник… «Вышли в одиннадцать часов, а встретились в четырнадцать…»

– Жадний ход! – завопил «водитель».

Бух! – раздалось за окном.

– Есть! – закричал я. – Первый вопрос: «Сколько часов пробыли в пути два поезда?»

– Во! А ты говоришь! – обрадовалась Дашка. – Решай теперь!

Стул, толкаемый «бульдозером», уперся спинкой в край стола.

– Жжжадний ход! – снова крикнул «водитель», но братья почему-то продолжали толкать.

Ножки стула подъехали под стол, и стул свалился, треснув «водителя» по голове. Тот заревел, но я не обратил на это никакого внимания. Я был в полном восторге от себя.

– От четырнадцати отнять одиннадцать равняется три! – закричал я так, словно вокруг и в самом деле гремела канонада.

– Правильно! – одобрила Даша, вытаскивая «водителя» из-под стула. – Дальше давай!

Я решил задачу, когда три Дашкиных «бандита» играли уже в другую игру: старший ползал по кухне на четвереньках с перевернутым корытом на спине.

– Дашк! Я черепаха, во панцирь у меня! Гав! Гав! Рррр!

Два других братца лупили по корыту старой кастрюлькой и игрушечным ружьем. «Черепаха» бросалась на них и почему-то лаяла, а я в это время кричал:

– Ррррасстояние между городами равняется двести восемьдесят пять километррров!

«Черепаха» налетела на меня и стукнула ребром корыта под коленку. Я чуть не взвыл, но вспомнил, что Дашкин дедушка тоже был ранен.

Я ушел от Климовой, хромая на одну ногу, зато со здоровой нервной системой.

1970 г.

Дело было ранней весной. Мы с Аглаей пришли на речку, чтобы полюбоваться ледоходом, но он почти уже кончился. Вспухшая вода тащила теперь ледяную мелочь да всякий сор, а крупные льдины проплывали редко.

Мы сели на бревна, сваленные на берегу, и стали грызть подсолнухи. Аглая щелкала их лихо, бросая семечки в рот и выплевывая шелуху метра на три от себя. Я с завистью поглядывал на нее и старался ей подражать, но у меня ничего не получалось. Каждое семечко я мусолил по целой минуте, подбородок и руки мои стали мокрыми от слюны, и к ним прилипала шелуха.

– Сегодня и глядеть-то не на что, – сказала Аглая. – Вот вчера – это да! Вчера такие льдины плыли – весь мост дрожал. А на одной льдине мы кошку видели. Бегает, мяукает!.. Мне так жалко ее было… Просто ужас!

– Бывает, что и людей уносит, не то что кошек, – ответил я. – На Днепре вот двоих девчонок унесло, а пятиклассник их спас.

Аглая покосилась на меня:

– Кто-о?.. Пятиклассник? Выдумываешь!

– Не веришь? Почитай вчерашнюю «Пионерку». Девчонки маленькие были, лет по шести… Их на льдине стало уносить, а они попрыгали в воду, думали – мелко, и начали тонуть. А пятиклассник схватил большую доску, подплыл к ним на ней и спас.

– У!.. На доске! На доске и я бы спасла. А что ему было за то, что он спас?

– Какой-то грамотой его наградили и ценным подарком. А в «Пионерке» даже портрет его напечатали. Погоди, у меня, кажется, с собой эта газета: я в нее бутерброд заворачивал.

Газета действительно оказалась у меня. Я передал Аглае скомканный листок. Шепча себе под нос, она прочла заметку «Отважный поступок Коли Гапоненко» и принялась разглядывать помещенный тут же Колин портрет.

– Во, Лешка! Небось этот Колька не думал и не гадал, что про него в газете напечатают! Вчера был мальчишка как мальчишка, никто на него и внимания не обращал, а сегодня – нате вам! – на всю страну прославился. – Она вернула газету мне. – Вот бы нам кого-нибудь спасти!

Я промолчал: не хотелось признаваться, что я сам плаваю как топор.

– И чтобы наши портреты тоже напечатали, – продолжала Аглая. – Ты бы в чем сфотографировался? Я бы знаешь в чем? Я бы в новом берете, что мне тетя Луша подарила. Мы бы с тобой шли по улице, а нас бы все узнавали: «Глядите! Глядите! Вот те самые идут… которые спасли». Во было бы! Да, Лешка?

Я пробормотал, что это, конечно, было бы неплохо. Аглая совсем размечталась:

– Лешк! А в школе?.. Вот бы ребята на нас глаза таращили! А мы бы ходили себе, будто ничего такого и не случилось, будто мы и не понимаем, чего это все на нас так смотрят. Мы бы не стали воображать, как некоторые. Да, Лешка? Ну чего, мол, такого особенного! Ну спасли человека и спасли – подумаешь какое дело! Верно, Лешка, я говорю?

Я молча кивнул. Аглая вскочила на ноги.