Лёня Герзон - Приключения Никтошки (сборник)

– О, как это верно! – пискнул в микрофон выглянувший из-за плеча Патрона профессор Черепок.

Он был ученым-палеонтологом – то есть, исследовал ископаемые находки. Профессор любил мясо главным образом потому, что ему нравилось обгладывать кости. Поэтому он тоже решил выступить в защиту своих прав.

– Не потому ли мясо свиньи такое вкусное, а мясо волка – совсем нет, – пищал Черепок, – что сама эволюция – движущая сила природы – создала свинью на съедение?

Недовольный тем, что его перебили, охотник Патрон отодвинул лысую голову профессора подальше от микрофона. Он хотел еще что-то сказать, но в толпе митингующих послышались крики:

– Какая эволюция, что он несет?

– Все живое на земле создано Богом!

– И не одним, а многими богами!

– Хищников-мясоедов создал дьявол!

– Не несите чепухи! Землю населили коротышками инопланетяне. А чтобы они не умерли с голоду, инопланетяне развели коров, кур и свиней, а чтобы и тем было что есть, инопланетяне насадили траву и деревья!

Тут, прошмыгнув мимо стоящих в очереди на выступление, на цену выскочил писатель Бумагомаракин. Он был другом писателя Смекайло из Зелёнгорода. Бумагомаракину тоже очень хотелось высказаться. Надо сказать, что этот Бумагомаракин измарывал тонны бумаги, прежде чем ему удавалось создать законченное литературное произведение. Он, бывало, одну страницу переписывал по сорок раз. Но хотя коротышки сами придумали писателю это прозвище, им лень было звать его таким длинным именем. И Бумагомаракина обычно сокращали до Бумагина или Маракина – смотря по настроению.

– Дайте, пожалуйста, я скажу, – попросил Бумагомаракин охотника Патрона.

– Но я еще не закончил…

– Но я как раз то же самое хочу сказать, что и вы, только более литературным языком – я же все-таки писатель!

Патрон пожал плечами и отдал Бумагомаракину микрофон.

– Коротышки! – начал писатель. – Все мы обеспокоены судьбой нашего общества. Не надо принимать поспешных решений! Нужно хорошенько всё обдумать, а то как бы потом не пришлось кусать локти да рвать на себе волосы! Сильное вмешательство в дела природы может привести к ужасным последствиям! В одном городе коротышки стали уничтожать воробьев, потому что те воровали зерно. Но когда уничтожили всех воробьев, там развелось огромное множество гусениц – ведь воробьи их больше не клевали. И эти гусеницы стали подгрызать пшеничные колосья! Коротышки в том городе чуть с голоду тогда не умерли – весь урожай хлеба пропал! А в другом городе коротышки решили извести всех котов, потому что те, видите ли, своими криками мешали им спать по ночам! Как только исчезли коты, в городе развелось несметное множество крыс, полчища которых наводили ужас на все население! Пришлось в срочном порядке выписывать новых котов из соседнего города. А в одной стране, которая находилась на острове, было очень много травы, но там совсем не водилось кроликов. Коротышки решили завезти на остров кроликов, чтобы их там разводить. Но кролики так расплодились, что от них стало некуда деваться! Ведь в той стране не было ни волков ни лисиц – дело-то было на острове, и они же не могли добраться туда морем! Пришлось в срочном порядке завозить на остров хищников. Но завезенные волки с лисами, кроме кроликов, уничтожили также удивительных животных, водившихся только на этом острове! А это были уникальные животные, которые больше не живут нигде на земле. Покончив с уникальными животными, волки набросились на домашний скот!

– Какая скука, – зевали мясоеды. – Котлетой в него, что ли, запустить? Услышав это, Бумагомаракин поперхнулся, и ему пришлось сделать небольшую паузу, чтобы покашлять. Он выпил стаканчик воды, который поднес ему доктор Таблеткин.

– Спасибо, – поблагодарил писатель. – Нет, я еще не кончил! – закричал он в ответ на крики из толпы. – К чему я всё это говорю? А к тому, что то же самое, я уверен, произойдет, если Цветоград поголовно перейдет на вегетарианство. Нарушится равновесие в природе, и тогда нас ожидают ужасные катаклизмы. Тут не один вид животных. Тут и свиньи, и овцы, и козы, и коровы, и гуси, и курицы, и рыбы! А некоторые коротышки едят лягушек и всяких там улиток…

– Не хотим это слушать! – кричали вегетарианцы.

– Уходи, Бумагин!

– Он просто морочит голову!

– Водит нас за нос!

Надо признаться, многие считали Бумагомаракина страшным занудой. Если писатель, например, слышал, что кто-то неправильно говорит, он прикапывался к нему и долго не отставал. Бумагомаракин часто бывал у своего друга, поэта Пёрышкина, жившего, как мы помним, в коммунальной квартире на улице Маргариток. А жильцы этой квартиры только и делали, что неправильно говорили. Например, Сошка вечно кричала:

– Кто вылил в раковину моё кофе?

И Бумагомаракин, сидевший в комнате поэта, подскакивал на стуле:

– Мой! Мой кофе, а не моё! – злился он.

– Да ладно, – успокаивал Пёрышкин. – Подумаешь? Мой, моё…

– А вот и не подумаешь! – стучал писатель по столу своей шариковой ручкой. – Вот и не подумаешь! Тот, кто коверкает слова – совершает страшное преступление! Он разрушает наш славный и мощный малянский язык! Его надо беречь! Наш язык – это сокровище! Это богатство, которое у нас есть! Это просто клад!

– О! – поразился Пёрышкин, услыхав про клад. – Это интересная мысль! Ты не возражаешь, дружище, если я ее использую в одной из своих поэм?

Бумагомаракин в ответ только пожал плечами. А особенно его злило, когда говорили мусоропро́вод вместо мусоропровод. На лестничной клетке писатель часто натыкался на Вилика или Плювакина, обязанностью которых было выбрасывать мусор. Сошка, Бигудинка и другие малышки страшно боялись мусоропровода.

– Во-первых, потому что он такой страшный, а во-вторых, потому что он очень агрессивно пахнет, – говорили они.

– Когда он распахивает свой страшный рот, мне кажется, что я сейчас упаду в обморок! – жаловалась Швабринка.

– А я боюсь – вдруг он меня как-нибудь засосет? – шептала Вытиринка. Так что выбрасывать мусор могли только самые храбрые. Да и вообще, мусоропровод в их доме почти всегда не работал.

– Вот, мусоропро́вод опять засорился, – жаловался Плювакин поднимающемуся по лестнице Бумагомаракину. (Лифт-то в доме тоже вечно ломался, так что приходилось идти вверх пешком).

– Не мусоропро́вод, а мусоропрово́д! – топал ногами писатель. – Неужели так трудно запомнить?!

А у поэта Пёрышкина в это время как раз был, как говорится, творческий застой. Стихи не шли. Рифма не рифмовалась. Целый день в голове крутились одни и те же две строчки: