Юханна Тидель - Звезды светят на потолке

— Даже брат придет, — говорит она, — посмотреть показ мод. Пляжную моду.

Старшего брата Сюсанны зовут Стефан. Он учится в одном из старших классов, ходит на занятия по вождению, и у него есть девушка.

— Пляжную моду? — изумленно произносит Бритта, застывая на месте. — Сюсанна, дорогая, какая может быть пляжная мода в октябре?

Сюсанна пожимает плечами.

— Никакая, я просто так сказала. Иначе бы он не пришел, и мы продали бы на один билет меньше.

— А… да… — растерянно отвечает Бритта и, слава богу, забывает спросить Йенну, придет ли ее мама.

Один за другим появляются родители, осторожно заполняя зал. Лица расплываются в серьезных родительских улыбках. Бриттины откормленные бока тоже занимают немало места, да еще и шевелюра пышно уложена феном.

— Как мило, как мило! — повторяют родители, увидев накрытый стол и украшения на сцене.

— Очень приятно! — отвечает Бритта, протягивая каждому руку.

При каждом рукопожатии вздрагивает Бриттина брошь: то ли кошка, то ли осел. Кто бы это ни был, брошь уродливая. Йенне брошки никогда не нравились.

Постепенно все устаканивается, все на своих местах. Родители усаживаются на стулья, у каждого красная салфетка и белый стаканчик. Ученики за отдельным столом. Йенна и Сюсанна сидят вместе. Йенна то и дело оборачивается, глядя на дверь.

— Твоя мама придет? — шепчет Сюсанна.

— Говорила, что постарается, — отвечает Йенна, не сводя взгляда с дверей.

Сюсанна умолкает — вот и хорошо, Йенна занята своими собственными мыслями — своим собственным, привычным беспокойством.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, приди. Иначе все только и будут думать, что о Йенне.

Где Йеннина мать?

Не знаю. Наверное, не придет. Ее никто никогда не видел.

А отец?

Нет, он-то вообще сбежал. Когда она была маленькая.

Родителям наливают чай, кофе, угощают булочками.

А Йенниной мамы все нет.

— Можно здесь курить? — слышится чей-то голос.

Это Модная Мамаша. Сильно накрашенная, в красном платье, туфли на высоких каблуках.

— Ну, можно или нет? — продолжает она, с ухмылкой оглядываясь вокруг и размахивая незажженной сигаретой.

За ученическим столом раздаются взрывы хохота. Уллис смеется громче всех и говорит, что мать, наверное, совсем чокнутая, но Юхан и Пол возражают: ты чего, она крутая! Как и сама Уллис.

— Угостишь? — кричит Юхан Модной Мамаше, а Уллис фыркает: «Заткнись!»

Модная Мамаша встает из-за стола, покачивается и чуть не опрокидывает стул, но отец Юхана успевает схватиться за спинку и удерживает его на месте. Родители, сидящие рядом, облегченно вздыхают.

— Кто спросил? — ухмыляется Модная Мамаша, не замечая конфуза со стулом.

— Я, — отвечает Юхан, — мужчина в самом расцвете сил!

— Ну уж, не сказал бы! — дразнится отец Юхана.

Йенна видит, что все прислушиваются к происходящему, — а как же иначе? Раздается смех, но в глазах у всех странный блеск, и атмосфера какая-то неприятная. Как будто мысли просвечивают насквозь, вылезают наружу. Тут уж улыбкой не поможешь.

Бритта тоже смеется, но немного: чтобы сразу как можно вежливее объяснить, что в школе не курят, лучше выйти на свежий воздух. Модная Мамаша отмахивается и снова садится, еле удерживая равновесие: «Она что, пьяная?» — шепчет кто-то.

— Попозже, красавчик! — говорит Модная Мамаша, посылая Юхану воздушный поцелуй.

— I can’t wait! [4] Жду не дождусь! (англ.). — отвечает Юхан, и Йенна не сомневается, что у него в штанах стоит.

У Юхана встает при слове «девчонка».

А когда они классом идут в бассейн (Йенна ненавидит бассейн, ненавидит, ненавидит бассейн!), где вокруг куча девчонок в мокрых купальниках, у него сразу же начинаются трудности. Плавки сильно жмут. Йенна находит это довольно мерзким. Он должен держать себя в руках.

И еще Йенна находит это довольно интересным.

Юхан-Стояк.

За всеми этими мыслями, этими словами Йенна почти забыла, что у нее болит живот: боль почти отпустила. Но вот отворяется дверь, и живот снова схватывает. До этой самой секунды она очень хотела, чтобы мама пришла. Но как только Йенна ее видит, желание пропадает — ей стыдно, ужасно стыдно, и вдобавок стыдно за то, что ей стыдно!

Мама.

У мамы на лбу капли пота: она с трудом поднялась по лестнице, и вот теперь она стоит, прислонив — блин, блин, блин! — костыли к двери. Блин, блин, блин! — ну зачем только Йенна уговорила ее, ну о чем она только думала?

Весь зал уставился на запыхавшуюся маму. На ней платье, хоть она и не любит платья. Но, кроме домашнего костюма и широкого платья, ей ничего не надеть. Все остальное слишком обтягивает отекшее от кортизона тело.

Мамин взгляд блуждает среди сидящих за столом, она старается сделать несколько шагов. Один из мужчин подбегает к ней: надо ли чем-то помочь? Йенна слышит — и все слышат, потому что в зале совершенно тихо, — что мама просит чаю. Конечно, сейчас он принесет чаю. «Нелегко вам приходится, пожалуй!»

Мама, наконец, добралась до родительского стола.

— Ты не собираешься здороваться? — Сюсанна дружелюбно толкает Йенну в бок.

— Попозже. Пусть спокойно выпьет чаю.

— Ну да… Но…

Сидящие за столами снова принимаются беседовать, Йенна пьет морс — очень много морса. Сюсанне не сидится на месте.

— Как хорошо, что она пришла, — заводит она, а Йенна и рада бы согласиться, но у нее не выходит.

Рада бы болтать, как все, но и это не получается.

Мысли только о том, как высидеть до конца и не сбежать.

К ужасу Йенны мамина соседка по столу вдруг произносит, указывая на костыли:

— Ох, и что же это с вами приключилось?

Мама делает глоток чая, ставит на место чашку и отвечает, глядя прямо в глаза соседке:

— У меня рак.

Спокойно, как ни в чем не бывало — красиво. Но для других рак — это не спокойно и не красиво. Рак — это слово, которого никто не хочет слышать, которого никто не в силах вынести, с которым никто не знает, что делать! А мама просто и честно отвечает на вопрос, она всегда отвечает просто и честно, она ничего плохого не имеет в виду, но Йенне от этого не легче! Ведь теперь все есть, как есть: соседка на мгновение замирает, потом внезапно краснеет и начинает извиняться и охать, стараясь скорее дожевать еду.

А Йенна.

Йенна сидит, уставившись в тарелку, и надеется, она так надеется, что никто за столом не слышал, что сказала мама.

Йенна больше не завтракает.

— Ты вообще ничего не будешь? — мамин голос доносится из спальни, где она теперь все чаще лежит.

— Ты вообще ничего не будешь? — бабушкин голос доносится из кухни, где она все чаще готовит.

— Нет, — отрезает Йенна.

Она выходит из квартиры, сбегает по лестнице, толкает дверь плечом и упирается в Сакке.