Тамара Михеева - Лысый остров

— Не лгите, Вероника. Если бы вы шли в кабинет № 34, вы бы до него спокойно дошли.

Это правда. Если идешь по делу и о кабинете Степанова не думаешь, то вот он, не прячется. Спокойно… проходите мимо, а Андрону Михайловичу, будьте добры, не мешайте работать. Может, кому-то это покажется странным, но мы уже привыкли. У нас на Лысом всякое случается.

И вот на этом самом Лысом острове я — единственный ребенок! Я и родился здесь. Научный Центр основали четырнадцать лет назад. Когда мама с папой поехали сюда работать, мой старший брат Андрей остался с бабушкой в Москве, заканчивать школу, ведь здесь школ никаких нет. Сейчас Андрей уже взрослый и работает в Севастополе. А я учусь самостоятельно. Раз в месяц мы с мамой ездим на Большую землю в школу № 1, к которой я «прикреплен», и я сдаю зачеты по всем предметам. А если я чего-то не знаю, то учителя мне объясняют и рассказывают. А потом дают новые задания. Так учиться совсем не трудно, мне все на острове помогают. Маленькому хорошо среди взрослых. И все-таки… все-таки ничего мне так сильно не хотелось, как иметь друга! Хотя бы один мой ровесник был на острове! Но самый молодой сотрудник Центра Леша Смелый старше меня на десять лет.

И вот этим летом все изменилось: у нас на Лысом появились еще двое ребят.

В то утро я, взяв папин бинокль, отправился на Хребет Дракона (так у нас называется груда камней над морем в одной из бухт). Я смотрел, не приплывут ли дельфины. Но их все не было и не было. Зато занырял среди волн белый катерок метеослужбы с Большой земли. Он причалил к берегу, и с него сошли пассажиры. Это были ребята. Мои ровесники! Девочка и мальчик! Судя по багажу, они приехали надолго.

Сейчас я вам подробно опишу Роську. Сделаю это потому, что она — мой самый первый в жизни друг. Понимаете? Самый-самый первый! Если бы вы двенадцать лет прожили на острове, населенном только взрослыми, вы бы меня поняли.

Итак, Роська. Роська — это сокращенно от Ярославы. Полное имя у нее такое — Ярослава. Она на год младше меня, но самостоятельнее раз в сто. Лицо у Роськи круглое, как луна, а кожа почти прозрачная, и голубую жилку на виске видно. Глаза — на пол-лица и как море. Это не поэтический образ, как в книжках (какой из меня поэт!), просто ее глаза так же, как море, умеют менять цвет. Вроде бы темно-серые, обычные глаза, но поднесет Роська к лицу сиреневые колокольчики, и глаза тут же станут сиреневыми; заберется в гущу зеленых кипарисов, и глаза позеленеют. А уж если Роська надевает свое любимое голубое платье, они зажигаются синими огнями, становятся, как самое синее море. А еще ее глаза глубокие-преглубокие (ну, я же говорю — море). Наверное, это из-за темных зрачков. Вот какие у Роськи глаза! А ресницы тоненькие и не черные, а коричневые, с золотистыми кончиками, будто по ним мазнули золотой краской, и они светятся. Роськин нос острый и любопытный, ему до всего есть дело. Волосы цвета здешней степной травы она заплетает обычно в две косички. Вот и вся Роська. Большие глаза, острый нос и две косички.

Я, конечно, не сразу все это рассмотрел, и Роська была просто девчонка. Но она была на Лысом! Я смотрел в бинокль, как они разгружаются, а сердце у меня так и бухало. Я не выдержал и побежал к пристани. За штурвалом катера был мой знакомый метеоролог, дядя Саша, он сказал:

— А, Листик! Принимай гостей.

Значит, только гостей… Ну и пусть! Лето-то только начинается, а они наверняка до осени, вон сколько вещей. Катерок отчалил. Девочка (тогда я еще не знал, что это Роська) озабоченно смотрела на груду чемоданов, коробок и сумок.

— Как же все это нести, Максим?

— Как раньше несли, так и сейчас понесем, — откликнулся мальчик.

Если бы вы всю жизнь прожили среди взрослых, а сверстников видели только раз в месяц и то издалека, то и вы бы, наверное, не умели знакомиться. К любому взрослому мне ничего не стоит обратиться, но как знакомятся ребята, я понятия не имел. Вернее, имел, по книжкам и фильмам, но у меня духу не хватало подойти и сказать: «Привет, меня зовут Сережа Лист, давайте дружить». А эти двое меня будто не замечали (может, они тоже с какого-нибудь острова?). Но в конце концов, я здесь вроде хозяина, и, по-моему, они здорово во мне нуждаются. Я приблизился.

— Помочь?

Девочка просияла (честное слово, лицо ее вдруг стало другим, будто выглянуло солнце. Такая уж у Роськи улыбка). Мальчишка остался хмурым. Даже еще больше нахмурился, так мне показалось.

— Ты местный? — обрадовалась девочка. — Ты здесь живешь, да? Такое живописное место! Мы тоже будем здесь жить теперь, — она покосилась на мальчика. — Скорее всего. Посмотри, сколько у нас вещей! И все это мы везем через всю страну! И самое главное, мы приехали почти наобум. Вполне вероятно, что все придется везти обратно и…

— А вы к кому приехали?

Девочка приняла очень важный вид, а мальчишка помрачнел еще больше.

— К Веронике Алексеевне Невозможной. Улица Летняя Дуга, дом 2.

— Пойдемте, — вздохнул я. — Да оставьте вещи, никто не тронет, потом тележку у Леши попросим, отвезем.

У обоих одинаково округлились глаза.

— Как оставить?! — возмутилась девочка. — Ты просто не знаешь. Здесь вещи… они ценные. Особой ценности. Ты не понимаешь!

Вот смешная!

— Говорят тебе, никто не тронет.

Но, судя по всему, они не очень-то прониклись ко мне доверием.

— Ладно, — решил я, — ждите меня здесь.

Я побежал к Смелому. Я очень торопился.

Я боялся, что моих возможных друзей увидит кто-нибудь из взрослых, и не я помогу им освоиться на новом месте. Рабочий день еще не начался, Леша спал, и мне пришлось минут десять барабанить в окно.

— Ну, чего тебе не спится, изверг? — зарычал на меня Смелый и долго не мог понять, чего я от него хочу, но тележку все-таки дал. Смелый (это фамилия) — неплохой человек, только слишком влюбленный в Веронику. Эх, знал бы он, чьим гостям эта тележка нужна! А вещи их все сюда войдут, на этой тележке дельфинов раньше перевозили. Я помчался на берег. Только бы не ушли!

Они не ушли. Они не смогли бы уйти по очень простой причине: наша овчарка Гаврюша, расставив лапы, вздыбив шерсть и оскалив пасть, не позволяла сделать ребятам ни шагу. Чужие на территории острова! Он однажды высочайшую комиссию из Академии наук не пустил. Пришлось мне его в сарае закрыть и весь день караулить.

— Гаврюша! Свои! Не трожь!

Услышав мой голос, Гаврюша завилял хвостом, но осаду не снял.

— Тубо! — я дал ему по загривку (не сильно, я животных никогда не обижаю). Гаврюша опустил хвост и стал смотреть в сторону, будто это не он вовсе. Девочка глянула на меня с восхищением, мальчик с уважением. Так мне показалось. Мы погрузили вещи в тележку и тронулись.

Я посмотрел на мальчика. Он, наверное, мой ровесник или чуть постарше. Толстоватый, круглолицый, с большими, как у девчонки, глазами. Хмурый он какой-то, будто всем недовольный. Мог бы и поразговорчивее быть! Или он думает, что здесь полным-полно детей? Конечно, я надеялся на мальчишку. Что мы подружимся. Будем вместе по скалам лазить, «Тома Сойера» читать, можно плот построить и шалаш в лесу. Не с девчонкой же мне дружить!