Владимир Тендряков - Ночь после выпуска (сборник)

– Ну уж?

– Нельзя увидеть, а вычислить можно.

– Ну-у…

– Солнечные или лунные затмения, например… Спроси – ответят на сто лет вперед: в такой-то день, такой-то час, в такую-то минуту начнется, тогда-то кончится, с такого-то места лучше всего будет видно. Колдуны и гадалки, сравнить с математиками, сопляки. Последний дурак тот, кто математику не уважает.

– Я ее уважаю, Левка, только…

– Только математика меня не уважает?

– Неспособен я, Левка. Какую задачку ни возьму – трудно, сил нет.

– Потому что неинтересно.

– А разве задачки бывают интересными?

– Вот те раз! – Левка рассмеялся. – Да каждая, кроме уж очень простых.

– Очень простые… неинтересны?

– Само собой.

– А я думал: само собой, неинтересны трудные.

– А ты представь себе: задачка – это тайна. Чем труднее тайна, тем сильней хочется ее разгадать.

– Путешественники друг дружке навстречу идут. Из пункта А да из пункта Б – какая тут тайна, да еще интересная?

– А если из пункта А комета летит, а из пункта Б двигается наша Земля. Интересно или неинтересно знать, встретятся ли эти путешественники, Земля и комета, в какой точке, когда? Если встретятся, то это же катастрофа.

– А может такое быть, Левка?

– Было уже.

– Да ну! Катастрофа?..

– О Тунгусском метеорите слышал? Это комета, правда небольшая, по Земле шарахнула. Хорошо, что в дикие леса шлепнулась.

– Вдруг да большая прилетит?..

– Тогда встретим ее ракетой с бомбами, чтоб в куски! Вот тебе снова задачка с двумя путешественниками – ракетой и кометой…

Дюшка помолчал и вздохнул:

– Счастливый ты, Левка. Все узнавать наперед станешь.

И Левке, по всему видать, понравилась зависть, прозвучавшая в Дюшкином голосе, он порозовел от удовольствия.

– Все не все, а кое-что, – ответил он скромно.

– Левка, а можно через математику узнать, сколько я лет проживу, когда умру?

– Зачем тебе это?

– Интересно. Очень даже. Тайна же!

Левка закосил глазом в сторону.

– Я тут поважней нащупал… тайну… – сказал он. И замолчал, и еще сильней закосил глазом.

– Важней ничего нет, Левка.

– Я не хочу знать, когда я умру. Я хочу знать, рожусь ли я снова после смерти .

Последние слова Левка произнес глухим, замогильным голосом. В большом, пустынном, сумрачном спортзале на минуту наступила особенная тишина, укрывающая что-то грозное, чего нельзя касаться людям.

Стараясь не спугнуть эту тишину, Дюшка выдавил из себя шепотом:

– Лев-ка-а, разве такое может?..

– Может не может – надо узнать.

– После смерти чтоб?..

– После смерти.

– Вроде привидения? Да?

– Привидение – сказки!

– А как тогда?

– По-настоящему, как сейчас.

– Левка-а, ты не болен?

– Ничуть.

Сердитый и вовсе не смущенный ответ восхитил Дюшку в душе.

– Вот это-о да-а!.. Умереть и снова!.. Только ведь в могилу закопают, Левка.

– Пусть.

– А может, ты все-таки болен?

– Слушай, таракан… Хотя вряд ли ты поймешь.

– Я постараюсь, Левка. Я изо всех сил постараюсь!

– Надо для этого открыть одну проблему…

– Чего?

– Проблему. Научную. Великую. Над которой сейчас бьются все ученые мира. Я жизнь положу, а открою.

– Какая она, Левка?

– Да с виду простая: бесконечна наша Вселенная или конечна?

– А-а, – протянул Дюшка разочарованно. – Зачем это?

– Это ключ к тайне – будем ли мы после смерти жить или нет.

– Бесконечна… Вселенная… Ключ?

– Скажи: из чего я состою?

– Из костей, из мяса, как все.

– Из атомов я состою. Из самых обычных атомов, сложенных особым порядком.

– Ну и что?

Левка так интересно начал, но сейчас что-то путал: бесконечность, Вселенная, атомы, черт знает что!

– Атомов во мне очень-очень много, но все-таки число их конечно. Понимаешь?

– Нет, Левка.

– Я конечный, а Вселенная-то бесконечна. Учти, Дюшка, дважды бесконечна – во времени и в пространстве.

– Тебе-то от этого какая выгода?

– Большая, Дюшка. Раз наша Вселенная нигде не кончается и никогда не кончается, то где-нибудь, когда-нибудь, рано ли, поздно, но наверняка… Понимаешь, на-вер-ня-ка! Случится невероятное – атомы случайно сложатся так, как они лежат во мне.

Левка замолчал, торжествующе, изумленно, взволнованно взирая на Дюшку. А Дюшка подавленно задал все тот же, уже надоевший, вопрос:

– И что?..

– Как – что?! – воскликнул Левка с дрожью в голосе. – Ведь это я! Это буду снова я! Я появлюсь во Вселенной где-то, когда-то, уже после смерти! Выходит, я бессмертен! Понял?

– Нет, Левка.

И Левка сразу увял:

– Туп же ты, таракан.

– Ну а я – после смерти?

– И ты тоже. – Ответ без энтузиазма.

– А другие?..

– И другие. Все. Я не исключение.

Дюшка помолчал, соображая, наконец возразил:

– Нет, тут что-то не так. Ну, хорошо – ты один. Ну, я еще – согласен. А то все… Нет, что-то не то.

– Ладно, таракан, замнем этот разговор для ясности. – Левка поднялся, скинул куртку, стал натягивать через голову рубаху.

Дюшка взялся за свой портфель с кирпичом. Пора было идти домой.

Дома после обеда он раскрыл задачник: «Два путешественника…» Тайна, даже две маленькие – сколько прошел первый и сколько второй путешественник. Тайны так себе, самые завалящие, но для тренировки сгодятся. Дюшка навис над задачником и стал думать.

Путешественники не имели ни лиц, ни имен, ни характеров, они отличались друг от друга только тем, что один на полчаса раньше отправился в путь. Полчаса – тридцать минут… Минуты помогли открыть тайну пройденных километров. В другой задачке угол в градусах помог узнать высоту заводской трубы. В третьей – длина и ширина бака водонапорной башни подсказала, сколько пионеров отдыхало в пионерском лагере.

На улице Жана Поля Марата зажигались окна. Большой кран купался в зеленом закате. Старуха Знобишина снова протащила на веревке козу, на этот раз в другую сторону – к дому. Дюшка вышел погулять.

Он решил подряд несколько задач, и голова с непривычки отяжелела, казалось, даже немного распухла, но на душе – покойно. Дюшка был так доволен собой, что даже походка у него стала медленной и задумчивой.

Странная вещь математика. Она связывает между собой, казалось бы, самые несвязуемые вещи – градусы с заводской трубой, бак водокачки с отдыхающими пионерами… Или бесконечность Вселенной – кому, казалось бы, до нее какое дело! – нет, она обещает Левке Гайзеру новую жизнь… после смерти. Ничего себе!

За домами в тишине кричали лягушки, не столь шумно, как прежде, не столь звонко, но по-прежнему картаво, с усердием. Вспомнилась лягушка, распятая на Санькиной веревочке, с ржаво-золотым глазом, дышащим желтым брюхом. Она, незваная, влезла в чинные и умные Дюшкины мысли о математике. Эта лягушка заставила Дюшку носить в портфеле кирпич. Лягушка и кирпич – тоже странная связь. И математика здесь ни при чем. Оказывается, не только в задачнике, но и в самой жизни есть эти странные до нелепости связи.