Владимир Железников - Жизнь и приключения чудака (Чудак из шестого «Б»)

– Ты куда? – спросил я. От неожиданности я стал в лужу.

– Куда надо, – решительно ответила Наташка.

Она держала под мышкой незастегнутый портфель, набитый доверху. Между прочим, оттуда торчала ее праздничная синяя юбка.

Я сразу сообразил, зная ее характер, что тут дело не шуточное, и стал, нисколько не удивляясь этой вечерней встрече, разыгрывать из себя дурачка-бодрячка, которому всегда смешно, даже если идет дождь и маленькая девочка отправляется в какое-то далекое и неизвестное путешествие.

Поплясав около Наташки и рассмотрев ее как следует – лицо у нее сжалось и посинело от холода, мокрые волосы висели сосульками, плечи у пальто были мокрыми, – я понял, что она гуляет под дождем уже не один час. «Пожалуй, собралась бежать в горы к дяде Шуре», – подумал я.

– Может быть, отложишь свое дело до лучшей погоды? – предложил я все еще радостным голосом. – Смотри, ты промокла… Бежим домой…

– Не пойду, – ответила Наташка. – Я уезжаю. Да, отговорить ее будет нелегко.

– Почему? – крайне удивился я.

– Потому, и все, – упрямо повторила она.

– Из-за Надежды Васильевны? – осторожно спросил я.

Наташка не ответила: лицо ее было сосредоточенно и печально.

– А как же дядя Шура? – не отставал я. – Ведь он не сегодня завтра вернется, а тебя нет…

– Я ему больше не нужна, – ответила Наташка. – Они в кино вдвоем ходят. А по вечерам разговаривают и разговаривают. Он ей про операции, а она ему про музыку.

«Так, – подумал я. – Значит, она бежит в другом направлении. Это уже легче».

– Вот придумала, дурочка! – возмутился я. – Ну что мне с тобой делать?

Она обрадовалась моим словам, потому что ей сейчас было одиноко, а тут вроде бы дружеское участие, и спросила:

– А ты за нее или за меня?

– Я?.. За тебя, – не очень уверенно ответил я. – Известно, старая дружба не ржавеет.

– Тогда я открою тебе свой секрет, – сказала Наташка. – Я ухожу в цирк. – Она подняла на меня глаза.

– В цирк? – переспросил я. – Когда? – Чего только не придумают эти дети!

– Сейчас, – ответила Наташка.

– Сейчас уже поздно, – сказал я. – Пошли домой, – и попробовал взять ее за руку.

Она вырвалась и твердо сказала:

– Ничего… Цирк работает поздно. И туда берут детей.

– Тебя завтра же найдут и вернут домой, – сказал я с некоторой злостью: я замерз и основательно промок.

– Я поменяю имя, – ответила Наташка, – и остригу косу.

– Интересно, какое же ты возьмешь имя? – спросил я.

– Может быть, Золушка, – сказала Наташка.

В это время подъехал троллейбус, и она устремилась к его дверям. А я, не зная, что делать, схватил ее за фалды пальто, чтобы задержать, и выкрикнул:

– На арене выступает знаменитая циркачка Золушка!

Тем временем троллейбус ушел. Она уже повернулась ко мне и сказала просто и серьезно:

– Зря смеешься. Я все равно убегу!

И тут я понял, что она действительно убежит, и мне стало стыдно, что я так паясничал и кривлялся. Я стал прыгать, будто бы желая согреться, а на самом деле дал себе передышку, чтобы принять верное решение.

– Ты хорошо придумала с цирком, – сказал я, потому что увидел огни приближающегося троллейбуса. – Только к этому надо приготовиться. По-моему, ты второпях захватила не все вещи. И деньги нужны на первое время.

В это время троллейбус подкатил к остановке, и я быстро проговорил:

– Хочешь, завтра я съезжу к тете Оле и все с ней обговорю? Тетя Оля не даст пропасть. Если кому-нибудь нужна ее помощь, она горы своротит.

Теперь я уже начал волноваться по-настоящему, потому что вдруг испугался этой истории и увидел за ее внешней стороной будущие большие неприятности.

– Потом я заработаю, – сказала Наташка, – и верну ей.

– Вернешь, вернешь. – Я положил руку ей на плечо и почувствовал, что она дрожит. – Ты чего дрожишь?

– З-за-мерзла, – еле разжимая губы, ответила Наташка.

– А знаешь, что об этом говорит тетя Оля? – спросил я.

– Не знаю, – дрожа и заикаясь, ответила Наташка.

– Она говорит, что нет плохой погоды, а есть просто плохо одетые люди.

С этими словами я снял пальто, накинул на плечи Наташке и поднял ее на руки. От тяжести меня качнуло в сторону, я едва удержался на ногах. Пришлось опустить ее на землю.

Когда мы вошли во двор, то я увидел около нашего подъезда Надежду Васильевну. У меня сразу наладилось настроение, и я забыл про дождь и про то, что озяб. «Сейчас, – подумал я, – состоится великое примирение и мы пойдем пить чай».

– Ну, вот и хорошо, – сказал я Наташке. – Видишь, она тебя ждет.

Я хотел окликнуть Надежду Васильевну, но Наташка резко повернулась и выбежала обратно на улицу, уронив мое пальто на мокрый асфальт.

Я посмотрел в сторону Надежды Васильевны. Нет, она не шелохнулась, по-прежнему стояла около подъезда под раскачивающимся фонарем, который то удлинял ее тень, то укорачивал.

Я выскочил за Наташкой, догнал, схватил за плечи. Она отчаянно била меня ногами, дубасила изо всех сил – я никогда не видел ее в таком состоянии – и вырывалась.

– Не хочу! – кричала она. – Не хочу! Не пойду!

– Перестань сейчас же! – тоже закричал я и волоком потащил ее обратно.

И тогда Наташка – она была, вероятно, в отчаянии – укусила меня в руку. От неожиданности я ее выпустил, и она отбежала в сторону.

– Вот сумасшедшая! – сказал я. – Ты мне прокусила руку!

Она посмотрела на меня исподлобья. Нет, она ни за что не уступит.

Теперь мы стояли на бульваре. И в этом длинном коридоре между тонкими деревьями с мокрыми стволами Наташка показалась мне совсем маленькой. Я почувствовал, как она мне дорога. За одно мгновение передо мной промелькнула вся наша совместная жизнь.

– Ну и сильная ты стала! Я еле с тобой справился, – сказал я. – Тебя обязательно возьмут в цирк.

– А можно, я поживу у тебя до цирка? – вдруг спросила Наташка.

Я уже хотел ей ответить, что можно, потому что действительно это можно. Пусть поживет у меня, пока вернется дядя Шура из командировки и помирит их. И прикусил язык. Заставил себя на минуту задуматься, чтобы выбрать правильную дорогу. Сколько раз я в спешке ошибался. «Нет ничего хуже враля, который бросает обещания на ветер», – учила меня тетя Оля. Она вдалбливала мне эту истину постоянно и упорно не без основания до тех пор, пока я не почувствовал острую потребность в правде, пока у меня не появилось чувство ответственности за свои поступки. Вот почему я задумался. Но если идти дальше за тетей Олей – а я шел в своем пути именно за ней, – то надо было обратиться к ее словам: «В борьбе всегда надо принимать сторону слабого, если ты не уверен, кто прав. И это будет наименьшим злом». Я так и поступил и сказал Наташке:

– Конечно, можно. Будешь спать на диване в большой комнате.