Аделаида Котовщикова - Малютка с лесного озера

— Конечно, есть. Целые водоёмы.

— Ну, хватит. Всю воду уже на пол выплеснула. — Бабушка вытащила Маську из корыта и вытерла её тряпкой. Юннаты ещё немножко посидели и стали собираться домой. Мама проводила их и закрыла за ними дверь.

Дня через три Владик пришёл опять, на этот раз без Кати, очевидно занятой львами.

— Я поговорил в зоопарке, — сообщил он своим профессорским тоном. — Масю возьмут с удовольствием.

Женя оторопел.

— Куда возьмут с удовольствием? Кто возьмёт? — спросил он с недоумением и с испугом.

— В зоопарк возьмут. В отдел хищников.

— Да кто её отдаст, во-первых? — закричал Женя. — Ты дурак просто, хоть и юннат! И зачем её в хищники? Маська хищник, что ли? Что она — лев?

— Женя, не вопи и не ругайся! — сказала бабушка.

— Она не лев, конечно, — невозмутимо ответил Владик. — Но она — самый настоящий хищник. Выдры куньей породы. А все звери из породы куниц — хищники, и очень кровожадны. Она сейчас добрая, потому что еще очень молодая. А что будет потом…

— Вот! Вот! — раздалось из кухни, где, прикрыв дверь, чтобы не проникла Маська, стряпала Марья Сидоровна. — Всех перекусает, перегрызёт. Мурзиньку-то бедного уж хватанула.

В самом деле, сегодня Маське удалось подкрасться к Мурзе, неосторожно заснувшему на ковре. С поразительной быстротой выдра в него вцепилась. Укусила она его прямо за горло. Кот заорал чужим, не котиным, голосом и удрал с окровавленной шерстью. Все очень испугались. Бабушка отлупила Маську кухонным полотенцем. Маська громко верещала и шмыгнула под буфет. А через минуту, как ни в чём не бывало, влезла на подоконник со стула, кем-то поставленного у окна, и столкнула на пол цветочный горшок. Горшок разбился, бабушкина любимая бегония измялась…

— А, уже укусила кота? Ну, понятно… — Владик кивнул головой. — Хорошо, что она не откусила кому-нибудь палец.

— Ничего не поделаешь, — вздохнула бабушка, — придётся с Масенькой расстаться, пока она совсем не освирепела.

— Конечно, если бы у вас был сад с водоёмом или с прудом… — начал Владик.

Женя громко заревел, подскочил к Владику и толкнул его.

— Да что ты там болтаешь? — крикнул он сдавленным голосом. — Всё равно мы Маську не отдадим! И кто тебя вообще просил говорить про неё зоосадникам? Чего ты суёшься? Ну, кто тебя просил?

Владик протянул руку, защищаясь от Жениных кулаков, и спокойно ответил:

— Твоя мама.

Женя отпрянул:

— Как, мама? Когда? Что ты врёшь?

— Нисколько не вру. Еще когда в первый раз мы приходили, твоя мама закрывала за нами дверь и сказала: «Поговори там в зоосаду, не примут ли туда Маську. Ведь не век её здесь держать. Бедокурит сильно».

У Жени перехватило дыхание.

Мама, всегда весёлая, добрая, от которой никогда не попадает Жене! Наоборот, маме самой нередко попадает от бабушки за то, что балует Женю. «Мои баловники», — вот как иной раз называет бабушка маму с Женей. Мама, от которой, когда она возвращается с завода и из вечернего техникума, всем только одна радость — и Жене, и папе, и бабушке. Со всеми мама шутит, ласковая, хохотунья.

И вдруг эта мама оказалась обманщицей! Возможно ли это?

— Ты врёшь, всё врёшь! — ревел Женя.

— Нет, это правда! — сурово сказала бабушка. — Твоя выдра из кухни и отовсюду нашу Марью Сидоровну выживает, — разве это хорошо? Человек на пенсии, живёт в этой квартире чуть не сорок лет. Какое ты имеешь право так распоряжаться? Да и вообще…

Женя ничего не слушал и голосил, зажмурив глаза. Владик ушёл с обычным своим профессорским, но сейчас — вдобавок — и расстроенным видом.

Вечером мама, немножко смущённая, уговаривала Женю:

— Ну, не подумала я, Женька, что надо бы сперва с тобой потолковать. В этом я виновата. А вообще куда нам выдра? Пожила, повозился ты с ней — и хватит. Грязь крутом разводит, беспорядок. Марью Сидоровну бы пожалел.

— Никого он не жалеет, — сердито сказала бабушка.

Женя отталкивал мамины ласковые руки, обнимавшие его за плечи, и упрямо твердил:

— Не отдам! Не отдам! Всё равно не отдам! Мне эта Маська, может, дороже всего на свете.

Мама встала с дивана и отошла от Жени.

— Ладно, пусть ещё поживёт зверюшка, — тихонько сказала она бабушке. — Видишь, как он убивается. Там посмотрим…

— Ты, конечно, и крокодила бы позволила ему держать, только бы не ревел, — отозвалась бабушка.

Уже вторую неделю Лида сидела на одной парте с Васей Грачёвым. Это был круглолицый, весёлый, приветливый мальчик, который охотно делился своим имуществом со всем классом. Попроси у него резинку, карандаш, вставочку, — сразу достанет из пенала и протянет: «Бери». Непонятную задачу он вмиг объяснит. Упражнение в твоей тетради проверит и посоветует исправить, где надо, «о» на «а» или «е» на «и».

С Васей каждый очень быстро начинал чувствовать себя попросту, по-свойски, точно ты знаешь его всю свою жизнь и можешь быть твёрдо уверен, что он тебя ни в чём не подведёт, не обманет.

С ним было интересно поговорить. Вася рассказывал содержание прочитанных книг так, что заслушаешься, но, пожалуй, ещё интереснее было слушать про рыбную ловлю в деревне, где Вася жил каждое лето у каких-то родственников.

Поболтать, пошутить Вася очень любил, но только не на уроках. На уроках с ним не поговоришь. Он сидит и слушает, смотрит на учительницу, а шепни ему что-нибудь, хоть самое занятное, он поведёт досадливо плечом, и услышишь от него только одно слово: «Потом».

Как-то Вася сказал Лиде:

— А я знаю, отчего ты дольше всех в классе писала контрольную.

— Отчего?

— Ты, когда пишешь, всё время ворон считаешь.

Лида сделала вид, что не поняла:

— Каких таких ворон? У нас в классе нет ворон.

— Видно, есть, раз ты всё время их считаешь. Глядишь по сторонам и считаешь.

— Да я не гляжу… У меня само глядится.

— Хоть и само, а ты не гляди. Ты, знаешь, как сделай? Дай сама себе слово: буду глядеть только в тетрадку. И на доску. А больше никуда, ни за что! Называется зарок.

— Как это — зарок?

— А так. Значит, сам себе обещался: вот не стану чего-нибудь делать. Папа говорит: «Я дал себе зарок не курить». И правда, не курит. Пачку папирос велел мне выбросить в мусорное ведро. Потому что — зарок.

— За-рок, — задумчиво повторила Лида. — А если всё-таки посмотрится… на Маню Гусеву или вон на тот наш календарь погоды?

— А нельзя, раз зарок! На перемене посмотришь календарь. Убежит он, что ли? Ты сегодня же и попробуй на письме. Один урок только. А потом опять считай своих ворон.

Лида попробовала. Ей показалось, что получилось ничего себе: один раз, в конце урока, она поглядела на Васю, а то всё смотрела в тетрадку, на доску и на учительницу. Но, когда прозвенел звонок, Вася сказал: