Геомар Куликов - Как я влиял на Севку

— Лидия Сергеевна, а Мымриков опять…

— Опять, Мымриков? — обернулась Лидия Сергеевна.

— Я?! — Севка даже руками развёл от негодования. — Да провалиться мне на месте… Да…

Севка ещё долго бил себя в грудь, а потом, когда Лидия Сергеевна сердито на него прикрикнула, сделал обиженное лицо и принялся вздыхать. Сперва тихо. Потом всё громче и громче. Пока, наконец, Лидия Сергеевна опять не прервала урок.

И так до самого звонка.

На перемене ко мне подошёл Игорь Булавин.

— Как прикажешь понимать твои выходки?

— Какие? — не понял я.

— Хлопнул дверью. Убежал. Отказываешься от пионерского поручения.

Мне было не очень-то весело, но я засмеялся.

— Чудак, я ведь пошутил перед уроком. Я с большим, ну, просто с огромным удовольствием буду заниматься с Севкой. Мне давно хотелось взять на воспитание какого-нибудь лодыря и разгильдяя и сделать из него образцового, прямо-таки показательного ученика!

— Совсем другой разговор, — сказал удовлетворённо Игорь. — Я так и думал, что твоя кандидатура будет самой подходящей.

— И ты ещё мог сомневаться?! — всплеснул я руками.

Игорь посмотрел на меня строго.

— Я с тобой разговариваю совершенно серьёзно и официально.

— А как же иначе? — удивился я. — Конечно.

— Что касается твоего освобождения от других поручений, мы этот вопрос обсудим на ближайшем совете отряда. И не беспокойся. Мы тебе условия создадим.

— Разве я беспокоюсь? — сказал я. — Да за таким председателем мы как за каменной стеной!

Игорь покачал головой:

— Смотри у меня!

Так и сказал: «Смотри у меня!» — и важно прошествовал дальше.

До конца уроков я ломал голову: как подступиться к Севке?

Браться за это дело мне отчаянно не хотелось. Но я хорошо знал нашего председателя. Уж что западёт в его, гладко причёсанную голову — сидит крепко.

Я понимал: голыми руками Севку не возьмёшь. Нужен какой-то особый подход. Но сколько ни примерялся, ничего путного не получалось. И уже на последнем уроке, когда решил, что ничего толкового так и не придумаю, меня осенила блестящая идея.

Едва прозвенел звонок, я подошёл к Севке.

— Слушай, Мымриков, мне дали поручение подтянуть тебя.

Севка со вкусом зевнул.

— Раз дали — выполняй. Кто ж тебе мешает? Только учти, — Севка сделал многозначительную паузу, — на меня не рассчитывай. А то знаю, тебе дали поручение, а я — отдувайся: сиди и решай всякие там дурацкие задачки…

— Положим, задачки тебе теперь не придётся решать совсем.

— Как это? — не понял Севка.

— Будешь у меня списывать.

Я лениво, совсем, как только что Севка, зевнул.

— Сочиняешь, — сказал Севка.

— Не веришь? У меня самого дел — во! — я ребром ладони провёл по горлу. — И возиться мне со всяким…

— Но, но! Поаккуратней… — обиделся Севка.

— Словом, приходи завтра перед школой и списывай на здоровье.

— Не врёшь? — всё ещё сомневался Севка.

— Какой мне смысл врать? — пожал я плечами. — Один раз я тебя, положим, обману. Так ведь в другой — ты не придёшь?

— Что ж я совсем дурак, по-твоему?!

— Вот видишь.

— О-го-го! — Севка подкинул портфель. — Оказывается, и среди отличников есть ничего ребята. Вот никогда не думал!

— Так договорились? — переспросил я для верности.

— Ага! — крикнул на ходу Севка. — Обязательно приду!

Я и вправду не собирался обманывать Севку. У меня был другой план. Я решил поймать Севку, как ловят мышей. На приманку.

Главное — пусть только придёт ко мне.

А потом сам будет делать уроки. Как миленький!

Приглашая Севку, я совсем забыл про своих домашних. Даже не забыл. Просто не подумал, какое впечатление произведёт на них Севка.

Дело в том, что я был, как любят выражаться взрослые, единственным ребёнком в семье. Многие, может, не знают, что это такое. Пожалуйста! Могу рассказать.

Собрался, например, человек погулять. Оделся. Можно идти? Ничего подобного.

— Котик, надень галоши!

И хотя все мальчишки, во дворе бегают без галош, спорить бесполезно.

Надеваешь галоши и берёшься за ручку двери, чтобы поскорее улизнуть. Не тут-то было.

— Котик, опусти уши!

Острить насчёт того, что ты не лошадь и ушами двигать не можешь — смысла нет. До родителей такие остроты не доходят.

Развязываешь тесёмки на шапке — и опять к двери.

— Котик, неужели ты хочешь идти без шарфа?!

И это таким голосом, словно ты в середине зимы собрался маршировать по улице в одних трусиках.

— Господи, ну кто так завязывает шарф? Дай я тебе помогу!

А когда, наконец, вырвешься из дома, тебя догоняет бабушка и кричит на весь двор:

— Котик, разве так можно? Ты забыл носовой платок!

Ребята вокруг покатываются со смеху — спектакль! А ты готов провалиться сквозь землю или превратиться в какую-нибудь там невидимую молекулу.

И так во всём.

Родителям кажется, что у тебя очень плохой аппетит. Что ты вот-вот заболеешь какой-нибудь опасной болезнью. А стоит задержаться на улице вечером дольше положенных тебе половины десятого — в доме паника. Все уверены — с тобой что-то стряслось.

Но больше всего родители боятся, чтобы ты не попал в плохую компанию. Это для них страшнее всякой свинки и скарлатины. И каждого твоего нового товарища они разглядывают и расспрашивают так, будто он может оказаться взломщиком несгораемых касс, а может, кем-нибудь и похуже.

Севку нечего было рассматривать и расспрашивать. Что он за птица, было видно сразу. Невооружённым глазом. Незнакомые девчонки обходили его за три километра.

Словом, я решил: показывать моим домашним Севку нельзя. По крайней мере, первое время. Пока не скажется на нём моё благотворное влияние.

С папой и мамой было просто. Они уходили на работу. Хуже было с бабушкой. Она отлучалась из дома только в магазины. Да и то не каждый день.

Утром, когда родители ушли, я спросил бабушку:

— Ба, а ты сегодня никуда не пойдёшь?

— Вроде бы нет, — сказала бабушка.

Я походил по комнате и решил, была не была, действовать напрямик.

— А ты не можешь пойти погулять или, например, к знакомым? Ко мне должен будет прийти товарищ…

— Час от часу не легче! — бабушка всплеснула руками. — Что ж это за товарищ, что ты старуху из дому выпроваживаешь?

— В общем… Он не очень хорошо учится и меня попросили ему помочь.

— Я-то при чём? — удивилась бабушка.

У меня, понятно, не было желания объяснять, кто такой этот мой товарищ и как я собираюсь ему помочь.

— Он, понимаешь, ну… очень стеснительный… Увидит тебя — и ничего у него не получится.

— Ишь ты. Видать, тихий, скромный мальчик. Болел долго или как?