Карло Коберидзе - Зеленые каникулы

Зима подкралась незаметно. Долго моросил дождь, потом к каплям дождя примешались снежинки, развезло кругом, потом подморозило, выпал иней, задул холодный ветер, и окна в училище закрыли. И тут по-настоящему повалил снег. Мы и до этого ходили в пальто, а как увидели снег, еще больше стали кутаться.

Гора раненых вся побелела, а далекие вершины и склоны затерялись в белом тумане, за завесой снежинок.

В снежной тишине резко, отчетливо звучали наши голоса и гул машин и тракторов.

По утрам лежали в постели сколько можно было и, высунув из-под одеяла руки, листали потрепанные страницы учебника.

В училище центральное отопление, это, конечно, очень удобно и хорошо, но с пылающим очагом у нас дома и нашим камином, в котором потрескивают поленья и весело гудит огонь, все равно не сравню.

Здесь, в районе Гори, зима много холоднее, чем у нас, в Алазанской долине: чуть не все время дует колючий ветер, гнутся деревья и ежатся воробьи. И снег под ногами скрипит здесь совсем по-другому, но все равно зима везде одинаково белая и одинаково приносит радость — можно закидывать друг друга снежками, устраивать игры…

Зураб часто бывает в своей деревне, навещает родных, а когда возвращается и привозит всякую всячину, тогда я чувствую тепло рук и моей матери.

Зима помогала мне: непривычный холод заставлял больше времени проводить в комнате, читальном зале, уткнувшись в учебники и тетрадки. По воскресеньям мы ездим в Гори; из Плави приезжают девочки, мы встречаемся с ними и вместе проводим время, находим развлечения.

Пройдет год с лишним, я окончу училище, и хорошо окончу — поборол-таки лень. Через год буду трактористом. Куда направят, там и буду работать и минуты колебаться не стану. Я вспашу бескрайнюю долину, буду пахать и днем и ночью при свете фар. А потом зашелестит, заколышется пшеница…

Мама часто говорила мне: некоторые потому растут бездельниками пустоголовыми, что все им достается без труда и забот — даром, как воздух. Я докажу тебе, мама, что я не отношусь к их числу.

Буду работать и учиться! И меня будут считать на селе человеком.

О наступлении весны оповестили не ласточки. Сначала вдоль плетней вытянулись к солнышку травинки, за ними последовали подснежники — рассыпались по склонам, и за подснежниками вырвались из земли фиалки.

В виноградниках раздались ритмичные звуки — это обстругивали подпорки для лоз.

И на занятия, в гаражи и мастерские, мы ходим без пальто.

Значит, пришла весна.

И солнце разом подобрало снег, который, я уже думал, навеки покрыл землю, а недели через две оно обратило в пар лужи и обсушило землю. Настала весна.

Нам объявили, что пришло время проверить наши знания, настал час подпустить нас к трактору, посмотреть, как мы с ним поладим.

Ребята радовались, а я почему-то испугался. Сам не знаю, почему меня охватил страх — страх первого шага, когда сомневаешься в своих силах, в себе, боишься не справиться!

Потом-то я узнал, что такое чувство страха опасно, может привести к беде. Но побороть себя я не мог и решил увильнуть от занятий в поле.

Когда трактор вышел в поле, мы потянулись за ним. Ребята весело шумели, а у меня вид был мрачный, я сам чувствовал это. Ну прямо ужас какой-то обуял при мысли, что придется вести трактор!

Когда преподаватель выкликнул мою фамилию, проверяя по журналу, все ли мы тут, я сказал, что плохо чувствую себя, и отпросился с урока.

Преподаватель строго поглядел на меня и сказал:

— Заберись сначала на трактор, поведи его!

Я растерялся. Что было делать? Я медленно забрался на трактор. Включил даже скорость, тронул его с места! Трактор шел, и вдруг штурвал перестал меня слушаться. А может, руки не слушались? Трактор несся к канаве.

Преподаватель был рядом. Молчал, будто ничего особенного не происходит.

Ребята закричали, зашумели.

Наконец я повернул трактор, сам не знаю как, и удивился даже. И только тут, когда я справился с ним, преподаватель заговорил:

— Останови.

Я нажал — думал, что на тормоз, оказалось — включил скорость.

Трактор рванулся вперед.

Не ухвати преподаватель руль, мы наверняка врезались бы в яблони, росшие с края поля.

Когда я сходил с трактора, преподаватель сказал мне тихо, так, чтобы не слышали другие:

— Знания у тебя нетвердые и решительности мало, а решительность значит вдвое больше силы.

Я вспыхнул.

— Что с тобой было? — спросил Зураб, когда я сошел.

— Ничего особенного, — ответил за меня преподаватель. — Я нарочно включил вторую скорость, хотел посмотреть, как он поступит.

Помните про мой разговор с Зурабом про ркацители и саперави, я уверял, что эти сорта винограда и тут приживутся, а Зураб не соглашался, и мы побились об заклад? Я рассказал об этом директору и попросил разрешить посадить лозы. Потом написал отцу, попросил прислать «всего пятьдесят годовалых лоз» саперави и ркацители поровну и сообщал, конечно, про наш спор. Послал он мне лозы с дядей Гурамом (он часто бывает и у нас в деревне и меня не забывает). Все ребята нашего курса помогали мне копать землю, сажать их, ставить подпорки.

Все мы с нетерпением ждали весны — увидеть, прижились ли саженцы.

Посмотрим, чем закончится мой спор с Зурабом!

Мнения ребят разделились, но большинство на моей стороне. Через год должен быть первый урожай. Правда, меня здесь уже не будет в ту осень — ртвели я встречу дома, в Кахетии. Но перед отъездом увижу, как вылупятся виноградинки на гроздьях. В конце концов, вернусь сюда осенью; должен же я буду иногда наведываться в училище — я уже свыкся со всем здесь… Прирос к училищу душой.

Родные меня не забывают, не только дядя Гурам, но и сестра моя, студентка, два раза приезжала из Тбилиси, а от Михо раз в неделю получаю письмо. Представьте, и Гела научился писать — по две страницы заполняет. Самые интересные письма — от Джумбера, о всяких городских новостях.

Я часто думаю, кто же здесь в училище друг-приятель моего отца, но так и не могу догадаться. Все преподаватели одинаково относятся ко мне. Директор? Однажды мне так досталось за то, что я из Гори чуть не в полночь вернулся…

Через несколько дней я поеду домой — на неделю, погляжу, что там творит весна. Наверно, и там помогла набухнуть почкам, и там накинула на землю белый пар, заставила запеть птиц, а лозу «пустить слезу».

Отец, наверно, уже вскапывает огород…

Вот и прошли эти несколько дней, и я уже дома, в деревне. Какими радостными криками встретила меня бабушка, какие навернулись слезы у мамы, как обрадовался Михо и как заулыбался мой угрюмый отец, это вы легко вообразите себе — знакомая картина для всех и везде, так зачем мне описывать ее. Соседи оглядели меня и заявили, что я возмужал.