Юрий Дьяконов - ...Для того, чтобы жить

— Из винтовки постреляем! — соблазнял Олег.

Гринька, который мечтал стать командиром Красной Армии и питал неудержимую страсть к оружию, этого вынести уже не мог и пообещал твердо:

— Хоть кровь с носу, а на той неделе выберемся!..

Но прошла «та» неделя. Уже и август на исходе. А Гриньки с товарищами все не было.

Утром, едва Олег расположился с книгой под акацией, его позвал Мишка:

— Лелька! Там тебя пацаны какие-то спрашивают!

Олег, недовольно ворча, поднялся, глянул и побежал к калитке.

— Ребята! Приехали? Вот молодцы!.. Здорово, Гринька!.. Ермолай! Левка!.. Заходите в хату! Чего вы там топчетесь?..

— Мишка! Дуй к Сеньке. Скажи так: «Парижане прибыли». Понял? Пусть зайдет к Феодалу и сейчас же бежит к Ваньке.

Гости с интересом рассматривали жилище Олега. Острый нос Левки безошибочно определил нужное направление. Он сразу прилип к этажерке. Листал, рассматривал картинки и всё вздыхал: «Вот бы мне такую книжечку!..»

Широколобый крепыш Ермолай, страстный любитель техники, тотчас ухватился за наушники детекторного радиоприемника. Поймал станцию и махал руками: не мешайте, мол, слушать.

А Гриньку Котлярова потянуло к коврику над кроватью Олега, где висело оружие: кривой арабский кинжал в самодельных ножнах, морской офицерский кортик и малокалиберная винтовка.

Олег метался между гостями, отвечал на их вопросы, давал разъяснения о книгах, устройстве радиоприемника, боевых качествах винтовки. Он так был рад, что не знал, как им еще угодить.

Ермолай, который давно хотел собрать собственный приемник, получил в подарок катушку провода, детектор и схему, вырезанную из краевой пионерской газеты «Ленинские внучата».

Левке так не хотелось расставаться с книжкой Беляева «Человек-амфибия», что он, рассматривая другие книги, все время держал ее на коленях, снова и снова раскрывал на разных страницах и бросал на хозяина жалобные взгляды.

— Ладно! Бери, Левка, «Амфибию»! — не выдержало сердце Олега.

— Правда?! Насовсем?! Да я… я тебе за это что хочешь сделаю!.. Дай газетку. Оберну, чтоб не замарать…

Вернулся Мишка. Вслед за ним пришел Феодал. А вскоре прибежали запыхавшиеся Ванька Руль и Сенька Явор.

— Где тут «парижане»?! — смеясь, крикнул Иван. — Здорово, братцы-колхозники!..

— В комнате стало сразу шумно, тесно. Вскоре они перешли во двор, под громадную раскидистую акацию. Вспоминали и совместные походы по окрестным садам, и самую первую встречу у железнодорожной площадки «Карьер».

— Вань, — отозвав Ивана в сторону, шепнул Олег, — гостей же угощать полагается, а у меня ничего нет… Только вот немного мамалыги осталось.

— А это что?! — Ванька вытащил из оттопыренных карманов полдюжины провяленных таранок. — Неси свою мамалыгу да ставь чайник.

Чаепитие удалось на славу. К таранкам и мамалыге гости добавили еще гору румяных яблок и десяток вареных кукурузных початков, прихваченных с собой в дорогу.

— Ну, братцы, а теперь постреляем! — пригласил Олег, и вся компания направилась на конюшню.

Олег раздал всем по три патрона, повесил на стене мишени. Сначала стреляли гости. Но как Олег ни старался им помочь, пули упорно не хотели дырявить черное яблочко, попадали или в края мишени, или совсем «уходили за молоком». Ребята были смущены. Особенно Гринька. А тут еще Феодал высказался:

— Слабаки! А еще казаки называется!.. Дай, я им покажу!

— Чья б корова мычала! — оборвал его Иван. — Феодал у нас снайпер: без промаха попадает… в миску ложкой.

Потом стреляли Сенька, Иван. А Толька злился и дважды промазал. Олег показал свой трюк — стрельба с зеркалом. Ни разу не промахнулся! Гости в ладоши захлопали, как в цирке.

— Нам пора! — спохватился Гринька. — Олег, сколько там натикало? В четыре наши на нефтебазе керосин для тракторов получат и сразу уедут. А туда еще топать версты три.

Олег побежал во флигель, глянул на будильник, выскочил и вдруг увидел, что Феодал с колена целится из винтовки в Левку. А Левка, прижимая к груди книжку, смеется, пошатывается из стороны в сторону, изображая раненого.

— Идиот! Отдай винтовку! Я же говорил тебе сто раз!..

— Сам идиот! Она не заряжена! — ответил Феодал, продолжая целиться.

— Все равно, отдай сейчас же!..

Олег не договорил. Щелкнул негромкий выстрел. Где-то раздался звон разбитого стекла. Феодал бросил винтовку на землю. Левка побледнел, круглыми от удивления глазами смотрел на слетевшую вдруг с его головы фуражку.

Олег глянул. На противоположной стороне улицы, в глубине сомовского двора, в доме на третьем этаже, зияла пустотой шибка закрытого окна. Тотчас там появилась голова и донесся приглушенный расстоянием крик:

— Колька! Фулиган триклятый!.. Доигралси со своими рогатками!.. Пусть теперя мать мине стекло вставляет!..

Тетка Маня не знала, что Колька Сущин ни при чем. Еще в шесть утра он отправился на Дон. Ей и в голову не могло прийти, что стекло разлетелось от пущенной издалека пули.

Олег кинулся к Левке. Нет, его не задело. Лишь в высокой тулье казачьей фуражки виднелась маленькая дырочка.

Олег поднял винтовку и осторожно открыл затвор. На ладонь вывалилась горячая латунная гильза. На ее донышке он разглядел три вмятины от удара бойка.

— Феодал! Где ты взял этот патрон?!

— Нигде… там никакого патрона не было!

— Врешь! Тут же видно… было две осечки. А ты зарядил им в третий раз! У меня спер?

— Не скажешь, — подступил к нему Иван, — морду набью!

Но, несмотря на угрозы, Феодал твердил свое:

— Да чтоб я сдох!.. Чтоб мне отца-матери никогда не видать, если я его туда сунул!.. Не заряжал я ее!..

— У тебя были патроны с осечками? — добивался Олег.

— Ну, были… два… так я их уже давно потерял где-то…

Ребята готовы были разорвать Тольку в клочья. Ванька все же не сдержался. Дал Феодалу пару таких затрещин, что он пулей выскочил за ворота.

Олег с Иваном и Сенькой проводили перепуганных гостей до угла и распрощались с ними.

— Чтоб я еще когда-нибудь дал Феодалу винтовку! Да пусть у меня руки отсохнут! — поклялся Олег.

Верно говорил дядя Федя: раз в году и незаряженная винтовка стреляет.

Он появился в классе с первым школьным звонком, возвестившем о начале нового учебного года. Красноармейская гимнастерка без петлиц обтягивала широченную выпуклую грудь. Воротничок еле сходился на загорелой сильной шее. Манжеты плотно охватывали запястья, отчего кисти рук казались еще крупней. Самой примечательной частью обожженного степным солнцем лица были глаза под широкими черными бровями. Большие, карие, с чуть голубоватыми белками, они смотрели строго, внимательно, но где-то в глубине их, в тоненьких морщинках вокруг, затаилась доброта.