Елизавета Драбкина - Баллада о большевистском подполье

Потом ссылка, побег. Петербург, Путиловский завод, арест, год «предварилки». На этот раз вышел почти седым.

Дальше Тифлис — и Метехский замок, Нижний Новгород — и Нижегородская тюрьма, Москва — и снова Таганка.

В декабре 1905 года, уже совсем седым, он руководил вооруженным восстанием на Пресне. Затем был одним из руководителей свеаборгского восстания. После поражения бежал. Попал в Париж. Участвовал в нашумевшей забастовке шоферов такси.

Когда забастовка окончилась, французские товарищи предупредили его, что ему грозит арест и выдача русской полиции. Он уехал в Канаду. Как разъездной агитатор проделал путь от Виннипега до Нью-Йорка. Испытал все прелести американской эмиграции. Проработал около полугода на заводе Форда в Детройте. Вернулся во Францию.

Но на роду ему было все же написано посидеть во французских тюрьмах. При расстреле взбунтовавшихся солдат русского экспедиционного корпуса у одного из них обнаружили письмо Седого. Его арестовали, держали три месяца в военной тюрьме. Выйдя из тюрьмы, он тут же возобновил антивоенную деятельность.

После революции он вернулся в Россию, работал на своей любимой Пресне, которую теперь звали Красной Пресней.

В этот день в Лейпциге, в Германии, происходило собрание небольшой группы революционных эмигрантов-большевиков. Доклад делал недавно приехавший товарищ, которого все знали под его партийным именем Владимир Михайлович Загорский. Темноглазый, большелобый, живой и подвижный, он казался совсем юношей. На деле за его плечами было уже несколько лет активной подпольной работы.

Вступив в партию еще тогда, когда он был гимназистом, Владимир Загорский был арестован во время первомайской демонстрации 1902 года в Нижнем Новгороде, предан суду и после долгого предварительного заключения приговорен к лишению всех прав и ссылке на пожизненное поселение в Енисейскую губернию. Из ссылки, разумеется, бежал, добрался до Женевы, куда попал вскоре после II съезда партии, стал большевиком, уехал в Россию, работал в Москве, дрался на баррикадах во время Декабрьского вооруженного восстания, не пал духом после его поражения, с присущей ему бодростью и энергией продолжал свою подпольную работу. И только когда почувствовал, что затягивается тугая петля полицейской слежки, скрылся из Москвы, нелегально перешел границу, помытарился в Швейцарии и в Англии, пока не поселился в Германии, в Лейпциге.

Живя в Германии, В. М. Загорский поддерживал активную связь с В. И. Лениным и дважды организовывал приезды Владимира Ильича в Лейпциг для чтения рефератов. Среди многообразной партийной работы, которую он вел, видное место занимала добыча надежных паспортов для товарищей, отправлявшихся в Россию.

Когда началась первая мировая война, В. М. Загорский, как и большинство русских революционных эмигрантов, проживавших в Германии, был интернирован в лагерь для гражданских военнопленных. Лагерь этот представлял собою настоящую тюрьму. Однако большой опыт подполья помог В. М. Загорскому наладить тайную переписку с только что возникшей тогда в Германии революционной группой «Спартак», а также с русскими военнопленными, находившимися в соседних лагерях.

В конце 1916 года В. М. Загорский получил от Н. К. Крупской открытку. Надежда Константиновна писала ему о положении в России, об усиливающемся революционном настроении рабочих и брожении в воинских частях.

И вот в лагерь с запозданием — уже поздней весной 1917 года — окольным путем дошла весть о том, что в России революция! Поднялся вихрь рассуждений и толков, как теперь быть, как из германского плена попасть в революционную Россию. Кое у кого мелькнула мысль о побеге, но осуществить его не удалось. Телеграммы на имя Временного правительства оставались без ответа. Конца сидению в немецком плену не было видно.

Наступила осень. Все оставалось по-прежнему, без перемен. Только Октябрьская революция принесла освобождение. В начале 1918 года В. М. Загорский был назначен секретарем посольства Советской России в Германии. Прямо из лагеря он умчался в Берлин. Весь охваченный революционным восторгом, он забрался на крышу здания посольства, чтобы собственной рукой убрать старый царский флаг с двуглавым орлом и водрузить красное знамя Советской республики.

В Берлине Загорский пробыл недолго. Он рвался в Россию, к живой революционной работе.

Наконец он был к Москве! Сначала работал в Сущевско-Марьинском районе, потом был избран секретарем Московского комитета партии.

Осенью 1919 года, в момент, когда на Москву наступала белая армия Деникина, а под Петроградом шли бои против войск генерала Юденича, в здании Московского комитета партии шло собрание лекторов и агитаторов, посвященное плану занятий в партийных школах. В тесном зале набилось человек двести. Несмотря на труднейшее время, которое переживала тогда молодая Советская республика, настроение собравшихся было веселое, ораторы шутили, зал отвечал им дружным смехом.

Собрание было в самом разгаре, когда в дверях появился Загорский. Он, видно, торопился, бежал по лестнице, дышал тяжело. Осторожно ступая, он сделал несколько шагов, чтобы пройти к президиуму.

И тут у крайнего окна в конце зала послышался странный звук, в зал влетел какой-то тяжелый предмет, упал на самой середине, послышался небольшой взрыв, потом этот предмет завертелся на полу и стал громко шипеть.

Все вскочили. Кто-то шарахнулся, кто-то вскрикнул. Но голос Загорского перекрыл шум.

— Спокойно, товарищи! — закричал он. — Не бойтесь!

Это были его последние слова. Бросившись вперед, к бомбе, он схватил ее, чтобы выкинуть в окно. Но тут раздался страшный взрыв. Он был так силен, что полностью разрушил стену, выходившую в сад, выбил все стекла, разбил в щепы мебель.

Бомба взорвалась в руках Владимира Михайловича. В то мгновение, когда ее забросили в окно, он находился неподалеку от двери, мог спастись, но бросился вперед и погиб, спасая товарищей.

Один из друзей В. М. Загорского в статье, посвященной его памяти, писал:

«Я не встречал людей, похожих на Владимира Михайловича Загорского. А в то же время я никак не могу сказать, что он был какой-то необыкновенный человек».

Этими словами можно охарактеризовать многих деятелей подпольной большевистской партии.

Они были людьми со всеми человеческими чувствами и качествами. Но то, что они в течение десятилетий сражались под одной звездой — под звездой партии Ленина, подняло их над обычным человеческим уровнем и сделало поистине необыкновенными людьми.

Ленские события 1912 года всколыхнули народные массы. С первых же шагов нового революционного подъема стало видно, насколько выросло классовое самосознание российского пролетариата, как закалилась его воля борьбе.