Лидия Некрасова - Некрасова Л. День рождения

И так без конца. И так рукодельная дама все два часа подряд бубнила как заведенная, пока девочки подрубали носовые платки.

«Нет, — думала Мака, и иголка вдруг останавливалась в ее пальцах. — Я не буду жить в чужом доме. Я буду жить с мамой. Я найду свою маму».

— Черкасова, — рукодельная дама уже стояла над Макой и тонкими пальцами поправляла пенсне на своем длинном носу. — Ты ленива. Ты нерадива. Ты непослушна. Что ждет тебя? Никто не приютит тебя под своей крышей.

«Не приютит? И не надо! — думала Мака, но иголка в ее руке снова начинала быстро зацеплять тонкие белые ниточки. — Я не хочу, чтобы меня приютили. Я буду жить со своей мамой. У меня есть мама».

Рукодельная дама возвращалась на кафедру.

— Вы должны быть благонравны и смиренны. Нерадивость, леность не к лицу вам, девицы… — снова заводила она свою нудную песню. Как будто надоедливая осенняя муха жужжала в комнате.

Тоненькая игла тянула за собой белый хвостик. Ровные стежки ложились на платке. Мака переставала слышать, что говорит рукодельная дама. Она думала о маме.

«Мама… У мамы глаза серые, с черными рябинками… А нос у мамы, если смотреть снизу, похож на сердечко… Голос у мамы… Как мама говорила «Мака»…» — И тут что-то капало на платок. Мака, вздрагивая, поднимала голову.

Рукодельная дама не видала мокрого пятна на платке. Она сидела на кафедре и вдохновенно говорила:

— Только смирение может вывести вас на дорогу. Только смирение и трудолюбие. Ежедневно, еженощно приносите в мыслях благодарность графине, которая под этой теплой крышей, в этом светлом раю согревает ваши детские души.

Сзади кто-то громко фыркал. Рукодельная дама вскакивала и взмахивала руками.

— Неблагодарность, черная неблагодарность гнездится в ваших сердцах! Вас лелеют здесь, вас холят и нежат. О, неблагодарность! Девицы, кто это фыркнул? Сознайтесь! Я запишу в журнал! Я доложу начальнице… — выходила из себя рукодельная дама.

Лисичка толкала Маку локтем:

— Запишет в журнал и потом будет лелеять без обеда. Это Пуговица засмеялась. Я знаю.

Мака сидела, опустив голову, и дула на мокрое пятно, чтобы оно скорее высохло. До конца урока оставалось немного времени. Нельзя было сдавать платок с мокрым пятном.

Пятно светлело, высыхало, и иголка снова тыкалась острым носиком в платок… А Мака думала:

Ветер с головой зарывался в кучи снега. Он метался по саду, он выл, натыкаясь на стены, на деревья, на забор. Зима пришла рано. Она ре шила поскорее прибрать осенний беспорядок. Но ветер злился и портил все, что делала зима.

В классе дрожали девочки. Ольга Карловна сидела взъерошенная, злая, замотанная в платок. На руках у нее были перчатки. На ногах валенки. А девочки мерзли в сатиновых платьях.

— Мария Черкасова и Олимпиада Павловская! — Ольга Карловна вытянула шею. — Пойдите в кабинет к начальнице, попросите классные тетради.

Мака и Лисичка вскочили.

— Тихо! — загудела Ольга Карловна. — Не бежать. Тихо.

Мака и Лисичка тихо вышли за дверь.

В коридоре было совсем пусто. Из-за дверей классов доносились голоса девочек. В одном классе читали. В другом считали… Мака и Лисичка, прыгая через ступеньки, взбежали по лестнице и остановились у дверей кабинета. Начальница громко говорила кому-то:

— Нет, нет, мы никого не оставим.

— Ну, а те девочки, у которых есть матери? — спросил мужской спокойный голос.

— Все равно. Какое нам дело? Ведь это на время. Когда наша победоносная армия прогонит большевиков, мы опять вернемся сюда! — шумела начальница.

— Значит, вы хотите ничего не говорить детям, ничего не сообщать родителям, прямо погрузиться и уехать? — сомневался голос.

— Ну конечно! — взвизгнула начальница. — Ведь если что-нибудь станет известно, начнутся крики, разговоры, сцены. Я не выношу сцен. Мы просто уедем. Послезавтра все будет готово. Большевики уже подходят к Харькову. Они уже совсем близко. Какой ужас! Нам нельзя терять времени. На послезавтра графиня позаботилась заказать вагон. Мы уедем. Да как в конце концов вы не понимаете? Ведь приют — это наш доход. Мы не можем терять детей. Мы принуждены с ними возиться. Это нам нужно.

Мака посмотрела на Лисичку. Лисичка посмотрела на Маку.

— Стучи, — сказала Мака. Лисичка постучала.

— Войдите, — сказала начальница. Мака и Лисичка вошли.

Начальница, красная, взволнованная, сидела за столом. Спиной к двери стоял высокий человек и пускал облака дыма. Куча окурков лежала в пепельнице.

— Ольга Карловна просит дать тетради нашего класса, — сказала Мака. Голос у нее дрожал. В горле что-то царапало.

— Пожалуйста, — сказала Лисичка и толкнула Маку локтем.

— Да, пожалуйста, — выдавила из себя Мака.

Начальница схватила со стола кипу тетрадок и сунула их девочкам. Мака схватила тетради и выскочила из кабинета.

— Идите, идите, — кричала вслед начальница. — Не мешайте работать.

На лестнице девочки остановились.

— Я не поеду, — сказала Лисичка. — У меня мама здесь живет, в этом городе.

— Я тоже не поеду, — сказала Мака. — Я ведь должна найти свою маму. Я знаю, что мама меня ищет.

Из-за дверей классов доносились голоса. В одних считали, в других читали. И всех этих девочек собирались куда-то увозить.

Нагруженные тетрадями и тайной, девочки вошли в класс.

— На места! — крикнула Ольга Карловна.

Мака и Лисичка сели за парту. Но они не могли смирно сидеть. Они не могли молчать. Тайна распирала их. Тайна выглядывала у них из глаз. А нужно было молчать до вечера. Никогда еще день не был таким длинным. Наконец он кончился, все легли в кровати.

— Слушайте, — сказала Лисичка и подняла руку. — Вы хотите уехать?

Девочки испуганно сели.

— Скоро сюда придут большевики. Наш приют хотят увезти. У кого есть мамы? — спросила Лисичка.

— У меня! У меня! У меня! — раздались голоса.

— И у меня! — сказала Лисичка.

— И у меня! — сказала Мака.

Она знала, что ее мама есть. Она знала, что мама ее ищет.

Лисичка рассказала все, что они с Макой слышали у дверей кабинета.

— Я знаю, — сказала худая, костлявая девочка. Ее звали Тася. — Я знаю. Большевики едят людей.

Она пискнула и зарылась с головой под одеяло.

Мака рассердилась.

— Большевики не едят людей. Мой дедушка был большевик.