Владимир Тарасов - Философские рассказы для детей от шести до шестидесяти лет

Ему открыла сама Карина. По известной русской традиции ровно к семи семья еще не была готова к приему гостя – у Карины и ее мамы оставались кое-какие заботы на кухне, а папа Карины, хоть и клялся, что придет к семи, пока еще с работы не пришел.

Пока же гостя посадили в гостиную, вручив альбом с семейными фотографиями и включив телевизор.

Артем немного волновался. Маму Карины он уже увидел и мог представить себе, как Карина будет выглядеть лет этак через двадцать пять… А вот папу пока еще не видел и немного волновался, хотя себе в этом признаться не позволял.

Посмотрев альбом, стал от волнения крутить свою авторучку, и докрутился. Из нее выскочила пружинка и попала на сервант, туда, где стояли хрустальные бокалы, лежали разные украшения, часики и колечки.

Он встал, подошел к серванту и стал шарить рукой между бокалами в поисках пружинки. А в зеркало серванта увидел, как прошла по коридору мимо гостиной мама Карины – они встретились в зеркале глазами, и она пошла дальше.

Настроение у Артема сильно испортилось. Он понял, что попал в весьма щекотливую ситуацию и теперь думал только о том, как из нее выбраться.

Если промолчать – что будет думать мама Карины?! А начать оправдываться – то с какой стати?! «На воре шапка горит?!» Попрощаться и уйти?!

Тут пришел-таки веселый и энергичный папа Карины. Потирая руки, взглянул на накрытый стол и с удовольствием познакомился с Артемом, заключив процедуру знакомства жизнерадостной репликой:

– А чего это у нас молодой человек такой кислый?!

Похоже, что имя Артема он то ли не расслышал, то ли подзабыл.

– А чего ему веселиться?! – в тон ему ответила мама. Карина на всякий случай улыбалась, не очень понимая, что происходит.

– Отец! Можно тебя на минуточку? – и мама Карины увела отца вглубь квартиры.

Карина с Артемом молча сидели за столом. Когда прошло минуты три, Карина пожала плечами, как бы говоря «и чего это они там застряли?!».

Наконец родители вернулись, и отец обратился к Артему:

– Артем! Пойдем немножко поговорим как мужчина с мужчиной, а заодно и познакомимся получше!

Отведя Артема в гостиную и не предлагая ему сесть, сразу перешел к сути:

– Ну, рассказывай, что тут у вас приключилось! Ты понимаешь, о чем я спрашиваю?!

– Понимаю!

И Артем рассказал все по порядку. Как крутил ручку, как выскочила пружинка, как встретился глазами с мамой Карины, и как совершенно не представлял, как быть дальше.

– Ну, а пружинку-то нашел?!

– Нашел!

– Тогда давай посмотрим, не приключилось ли с ней чего!

Артем раскрутил ручку и показал злополучную пружинку. Отец взял ее понадавливал на нее двумя пальцами, помолчал, и заключил:

– Ладно, я это дело устрою! Пойдем в столовую!

Подведя Артема к месту за столом, положил ему руку на плечо:

– Вот, познакомились с Артемом! У нас все хорошо! – и выразительно посмотрел на мать Карины. Та помолчала, переваривая его взгляд, и засуетилась:

– Ну что ж, давайте скорее садиться, а то все остынет!

Артем женился на Карине, но у его тещи еще долго на душе оставался некий осадок. И только лет через пять-шесть, когда она увидела, какой из Артема хороший отец ее внукам получился, осадок этот прошел, и теперь она искренне гордится зятем.

Жара понемногу начала спадать.

До самолета оставалось еще часа четыре, и молодой владелец холдинга приказал остановить машину у небольшой художественной галереи. Он любил взглянуть на картины в галереях разных городов, а иногда и прикупить что-нибудь такое, особенное для себя, полагаясь исключительно на свой вкус, а не на мнения экспертов.

Оставив охрану ожидать его в автомобиле, он открыл дверь и ощутил приятную прохладу старого деревянного дома.

В небольших, переходящих друг в друга залах никого не было, и он не спеша, меняя позицию и ракурс, разглядывал удачи и неудачи разных художников. Угадывались попытки одних заработать деньги, других – оставить после себя хоть какой-нибудь след в этой жизни. Вторых было поменьше.

Закончив осмотр, он собрался было выйти на улицу, но передумал и решил подняться по лестнице на второй этаж в надежде увидеть продолжение экспозиции.

Он оказался в полутемном широком коридоре, который, будь там хоть какая-нибудь мебель, можно было бы назвать холлом. Коридор этот, наполненный застоявшимся запахом старого дома, напомнившим ему детство, заканчивался дверью с цветными квадратиками стекол, кое-где треснувшими. Дверь была полуоткрыта, и то ли она приглашала войти, то ли сомневалась, стоит ли это делать. Он огляделся по сторонам.

Слева на стене была картина, изображающая лыжницу, стоящую в снегу среди заснеженных елей в полурасстегнутой дубленке, одетой на голое тело. Нескромному взору из-за приподнятой ее правой руки, держащей лыжу с отломавшимся носом, была приоткрыта значительная часть ее чувственной груди. Лыжница, однако, имела вид разгоряченный, немного озорной и почти счастливый. Ясно, что дальше ей на лыжах не катиться, но это, похоже, ее не смущало.

Откуда-то сзади раздался негромкий звук скрипки, который тут же прервался. Но он не оглянулся, продолжая разглядывать лыжницу и думая о ней, о художнике, ее написавшем, и о натурщице с соломенной копной волос, пытаясь угадать, а была ли вообще натурщица, или художник обошелся одной своей фантазией. Звук скрипки повторился, теперь это была уже мелодия. Он поневоле оглянулся, но никого позади него не было. И все же трудно было отделаться от чувства, что кто-то все-таки был. Он снова оглянулся и тут заметил, что как раз против лыжницы, на другой, менее освещенной стороне коридора, висела другая картина. На ней-то и была темноволосая скрипачка, со слегка опущенной скрипкой в руке в каком-то темном интерьере. Приглядевшись, он понял, что скрипачка играла в подземном переходе. Утвердиться в этом ему помог футляр от скрипки, лежащий перед ней, очевидно – для сбора денег. Скрипачка смотрела на него, не отрывая темных серьезных глаз, и уже не играла. Переведя взгляд на лыжницу, а с нее – на скрипачку, он подумал, что несмотря на бросающуюся в глаза своей намеренностью полную противоположность образов, они обе – дети кисти одного и того же художника. Чтобы проверить свою догадку, он хотел было снова взглянуть на лыжницу, но не смог оторвать взгляда от глаз скрипачки. Как если бы время, когда они не смотрели друг другу в глаза, было бы прожито зря.

Дверь с цветными стеклышками шевельнулась, пропуская рослого пожилого мужчину неопределенного возраста с двойным подбородком, обрамлявшим еще красивое пока, породистое лицо.