Лидия Чарская - Смелая жизнь

Быстро строились пары в одну длинную стройную шеренгу. Впереди всех стали Юзеф и Зося. Их лица выражали жгучее нетерпение и веселость. Пропустив два-три такта, брат и сестра чуть заметно переглянулись между собой, как-то разом дрогнули и понеслись вперед, быстрые и стройные, с беззаветной удалью в лицах, с искрящимися наслаждением глазами. За ними помчались остальные пары: турки, арабы, испанцы, маркизы, баядерки и пастушки, сияя неподдельным восторженным весельем.

Дядя Канут позаботился окружить дочерей и племянницу сверстниками и сверстницами одного приблизительно возраста с ними. Самый старший из участников бала едва достигал семнадцатилетнего возраста. А потому-то этот бал и кипел искренним, беззаветным детским весельем. Пара неслась за парой, юные лица сияли, глаза горели. Тут и там слышались возгласы, звенел смех, неподкупный смех ранней молодости.

Первая пара превосходила все остальные. С неподдельной грацией носилась маленькая эльфа по паркету из одного края залы в другой. Ее белокурые локоны растрепались и в живописном беспорядке обрамляли юное личико с искрящимися восторгом глазами. Гибкая, ловкая, кудрявая, как мальчик, она была прелестна, эта юная красавица Зося. Но и ее брат не уступал ей ни в чем. Мерно позвякивая в такт музыке шпорами, выставив вперед грудь с малиновыми отворотами, Юзек Вышмирский увлекал сестру все быстрее и быстрее, то вертясь с головокружительной быстротой, то несясь проворнее птицы по ровному гладкому полу залы… Ни малейшей тени обычного равнодушия, ни скучающей апатии не было теперь заметно в его тонком, красивом лице. Казалось, в нем проснулся истый поляк, подвижный и веселый, удалой и смелый, настоящий сын своей отчизны.

– Браво, Юзеф, браво! – не могла не крикнуть Надя, когда юная чета Вышмирских проносилась, увлеченная танцем, мимо нее.

– Дай-то Боже ему так же отличаться на ратном поле! – с тихим вздохом произнес старый Канут, глядя им вслед. – Верите ли, пан Дуров, – произнес он, помолчав с минуту, – я люблю этих детей не менее своих собственных. Молодые Вышмирские вверены моей опеке; они сироты, пан улан, и за благополучие их я должен отвечать перед Богом. Их покойный отец так просил меня сделать из них хороших, честных людей… Их отец был истый поляк и вояка. И сына желал видеть таким же… А Юзек… Ну да молод он очень… Не правда ли, молод? – как бы утешая сам себя, произнес старый Канут. – И потом, мой юный друг, вы не откажете поддержать моего племянника в минуты малодушия? Не правда ли?

Надя молча поклонилась в ответ и крепко пожала протянутую ей руку старого Канута.

В двенадцать часов ночи мерные звуки полонеза возвестили о конце бала, и все юное общество двинулось в столовую, где накрытые столы ломились под тяжестью обильных яств и напитков.

– Я сяду между вами и Юзей, – успела шепнуть Зося Наде, мерно выступая мимо нее об руку с братом под торжественные звуки полонеза.

Но сидеть рядом с гостями-уланчиками оказалось слишком много желающих. И Рузя, и Ядя, обе сестры Канут, и Владя Станкевич, их соседка по имению, и Марина Гликинская, и множество других – все и наперерыв стремились иметь своими соседями юных коннопольцев, которые не сегодня завтра должны были выступить в поход и биться с неприятелем.

Весть о походе разнеслась с быстротою ветра по всем окрестностям Гродно. И немудрено, что и в замке Канутов уже успели узнать о нем. Теперь молодежь буквально затормошила своими расспросами юных воинов.

– А он страшный, Наполеон? – слышался с одного конца стола наивный возглас.

– Говорят, он сын простолюдинки-корсиканки? Правда ли это? – неслось с другого конца.

– Ужасный человек, беспощадный, проливающий без сожаления потоки крови! Вы слышали об этом?

– А вы не боитесь драться с ним?

Надя едва успевала отвечать на все эти вопросы, в то время как Вышмирский преспокойно занялся ужином. Все оживление его исчезло, и лицо Юзека снова приняло спокойное, апатичное выражение красивой маски, которое так не нравилось в нем девушке. Он, казалось, оставался равнодушным ко всему, что не касалось его сестры и мазурки, этот изнеженный и холодный красавчик Юзек!

Зато она, его сестра, принимала горячее участие в общем разговоре.

– Драться с Наполеоном – о, это такая смелость! – звенел ее молодой голосок. – Ведь этот Наполеон покорил уже полмира… Египет, и Италия, и сильная Австрия – все это уже у его ног. А Индия, а Испания, ведь он и до нее добрался!

О, какой опасный враг предстоит вам, какое трудное дело! Храни вас всех Господь и Его святая Матерь! – с искренним порывом сорвалось с уст девочки.

– О, вам нечего бояться, милая барышня, – произнесла Надя, с ласковым сочувствием кивнув ей головою. – Если в дело усмирения зазнавшегося героя вступают русские, то аустерлицкий победитель скоро поймет, что значит поражение. Недаром еще живы у нас суворовские питомцы! О, я верю в победу России, верю в могущество ее и в львиную храбрость русских войск! За нас Бог!

Надя проговорила все это горячо, пылко, с тем искренним убеждением, которому не поверить было нельзя.

И все поверили горячим речам юного уланчика.

Увлечение и искренность Нади подняли целую бурю восторга в кругу молодежи.

Если они и не были русскими, все эти юные гости старика Канута, то все-таки они теперь искренно сочувствовали этому отважному молоденькому уланчику, так уверенному в силе и непобедимости своей родины.

– Виват, пан улан! – неожиданно крикнул тот же звонкий, уже знакомый Наде голосок, и панна Зося протянула свой бокал Наде.

Они чокнулись, сочувственно улыбаясь друг другу.

– О, как вы должны быть храбры, пан Дуров! – воскликнула толстушка Рузя, в свою очередь чокаясь с Надей.

– Ваши родители должны очень гордиться вами! – вторила ей Ядя, и обычно насмешливые глазки девушки теперь с восторженным сочувствием остановились взглядом на госте.

– Его родители и не подозревают всей его доблести! – неожиданно вмешался в разговор до сих пор все время молчавший Юзек. – Его родители ничего не знают… Ведь он бежал из дому, чтобы записаться в войско! – умышленно громко заключил свою речь юноша.

Едва только молодой Вышмирский успел произнести эти слова, как мертвая тишина разом воцарилась в большой столовой Канутов.

Все эти турчанки, баядерки, маркизы, феи и пастушки, негры и арабы, рыцари и волшебники – словом, вся закостюмированная толпа гостей разом замолкла. Все глаза, как по команде, устремились на Надю.

А она, смущенная, испуганная, с побледневшим лицом, тщетно ловила взглядом взгляд Юзефа. Молодой Вышмирский, казалось, всячески избегал ее глаз. Лицо его уже не было теперь апатично-спокойно, как несколько минут тому назад. Напротив, оно носило теперь печать необычайного раздражения; губы кривились в насильственную усмешку, все черты приняли далеко не приятное выражение.