Натаниель Готорн - Книга чудес

Я не знаю, сколько времени прошло, прежде чем Геркулес, к своей неописуемой радости, увидал вдали, на краю горизонта, похожую на огромную тучу фигуру гиганта. Приблизившись, Атлас поднял вверх правую руку, в которой держал ветвь с тремя великолепными золотыми яблоками величиной с тыкву.

– Я очень рад, что ты вернулся! – закричал Геркулес, когда гигант подошел настолько близко, что мог слышать его. – Так ты достал золотые яблоки?

– Разумеется, достал, – отвечал Атлас, – и очень красивые. Будь спокоен, я взял лучшие яблоки из тех, что росли в саду. Право, прекрасное место этот сад Гесперид! И на стоглавого дракона тоже стоило посмотреть. Лучше бы тебе самому отправиться за яблоками.

– Ничего, – произнес Геркулес, – ты приятно провел время и выполнил поручение не хуже меня. Однако мне предстоит долгий путь, и я очень тороплюсь, так как царь, мой брат, с нетерпением ждет золотых яблок. Будь добр, сними с меня небо!

– Ну, что касается этого, – заметил гигант, подбрасывая золотые яблоки вверх миль на двадцать и ловя их, когда они падали вниз, – что касается этого, моя милый, я считаю тебя немного нерасчетливым. Разве не могу я отнести золотые яблоки твоему брату гораздо быстрее тебя? Если он действительно ждет их с таким нетерпением, я обещаю делать самые большие шаги. Дело в том, что у меня нет ни малейшего желания вновь обременять себя небосводом.

Смеркалось. Геркулес нетерпеливо пожал плечами, и от его резкого движения две-три звезды скатились вниз. Люди на земле испуганно смотрели на небо, думая, что оно сейчас обрушится на их головы.

– О, у меня такого никогда не случалось! – захохотал Атлас. – За последние пять столетий столько звезд не падало. Впрочем, когда ты простоишь столько, сколько я, ты научишься терпению.

– Что?! – взревел Геркулес. – Ты собираешься заставить меня нести это бремя вечно?

– На днях будет видно, – отвечал гигант. – Во всяком случае, ты не должен жалеть, что тебе придется подержать небо какую-нибудь сотню, а может быть и тысячу лет. Я делал это гораздо дольше, несмотря на боль в спине. Кроме того, через тысячу лет я возьму его у тебя обратно. Бесспорно, ты очень сильный человек, и тебе никогда не представится более удобного случая доказать это. Ручаюсь, потомки будут говорить о тебе!

– А вот это меня совсем не заботит! – воскликнул Геркулес и вновь пожал плечами. – А не мог ты всего на одну минуту взять эту тяжесть на свои плечи? Я хочу подложить под небо львиную шкуру, чтобы оно не слишком беспокоило меня в течение тех столетий, которые мне придется здесь простоять.

– Хорошо, я сделаю это, – отвечал гигант. В сущности он не имел ничего против Геркулеса и поступал с ним так вероломно лишь потому, что страстно хотел освободиться. – Я возьму у тебя небо, но не больше, чем на пять минут. Помни: не больше, чем на пять минут! Я вовсе не хочу провести второе тысячелетие так же, как первое. Вся прелесть жизни в разнообразии, теперь я в этом ничуть не сомневаюсь!

О, глупый старый гигант! Он бросил золотые яблоки на землю, принял небо у Геркулеса и переложил на свои плечи, где ему и следовало быть. А Геркулес поднял яблоки и пустился в обратный путь, не обращая внимания на громовой голос гиганта, кричавшего ему вслед, чтобы он вернулся.

Новый лес появился и разросся вокруг Атласа, и могучие тысячелетние дубы снова пробились между пальцами его ног. Гигант так и стоит там до сих пор, или, вернее, стоит чрезвычайно высокая гора, носящая его имя. И когда над вершиной горы гремит гром, нам несложно представить себе, что это исполин Атлас зовет Геркулеса!

Скажите, кузен Юстес не можете ли вы точно определить, какова была высота гиганта? – спросил Папоротник, который с разинутым ртом сидел у ног рассказчика.

– О, Папоротник, Папоротник! – воскликнул студент. – Неужели ты думаешь, что я был там и измерял его линейкой? Впрочем, если ты хочешь знать доподлинно, он был от трех до пятнадцати миль в высоту, так что смело мог усесться на Таконик, подложив под ноги Моньюмент Маунтин.

– Неужели! – воскликнул Папоротник, вздохнув с видом полного удовлетворения. – Вот это настоящий гигант! А как велик был его мизинец?

– Длиной он был, пожалуй, всего лишь, как от Тэнглвуда до озера, – сказал Юстес.

– Да, настоящий гигант! – повторил Папоротник, в восторге от таких точных данных. – А хотел бы я знать, как широки были плечи Геркулеса?

– Ну, этого я, пожалуй, точно не скажу, – отвечал студент. – Однако полагаю, что они должны быть гораздо шире, нежели мои или твоего отца, или вообще чьи бы то ни было плечи в наше время.

– Скажите мне, пожалуйста, – прошептал Папоротник на ухо Юстесу, – какой толщины были дубы, что росли между пальцами ног Атласа?

– Они были толще каштанового дерева, что стоит за домом капитана Смита, – сказал студент.

– Юстес, – произнес мистер Прингл после непродолжительного молчания, – боюсь, мое мнение о вашей сказке лишь в малой степени потешит ваше авторское самолюбие. Позвольте мне посоветовать вам никогда не браться за древние мифы, так как ваша фантазия придает готические черты всему, чего коснется. А ведь это равносильно тому, чтобы раскрашивать строгую греческую статую! Возьмем, например, вашего гиганта: как вы решились поместить эту громоздкую фигуру в изящную канву греческой басни? Ведь вследствие своего стремления к гармонии и красоте, греки даже чудовищное и необычное наделяли привлекательными формами.

– Я изобразил гиганта таким, каким он представлялся мне, – возразил студент, несколько задетый отзывом мистера Прингла. – Если вы внимательнее всмотритесь в эти мифы с намерением переделать их, вы увидите, что древние греки имеют на них не больше прав, чем современные янки. В сущности, эти мифы являются достоянием всего человечества. Древние поэты изменяли их по своему желанию, обращались с ними, как скульптор с глиной. Почему я не могу сделать это же?

Мистер Прингл невольно улыбнулся.

– К тому же, если вы вложили теплоту, чувство, страсть или какое-либо нравоучение в классическую форму, – продолжил Юстес, – вы получаете нечто совершенно иное по сравнению с тем, что было раньше. Владея легендами, которые с незапамятных времен принадлежат человечеству, греки и впрямь облекли их в образы дивной красоты, но, по-моему, холодные и бездушные образы… И тем самым они причинили неисчислимый вред всем последующим поколениям.

– И вы были рождены, чтобы исправить его? – расхохотался мистер Прингл. – Хорошо, продолжайте в том же духе, но не забывайте моего совета и никогда не переносите ваших пародий на бумагу… А не обработать ли вам несколько легенд об Аполлоне?