Юрий Иванов - Роман-газета для юношества, 1989, №3-4

— Не хочу служить у слонихи, — засмеялся Герка.

А Жорик громко сказал Володе, явно для того, чтобы слышала Нина:

— Планчик вот новой поэмы набросал я.

— Вы пишете стихи? — спросила Нина.

— И поэмы, — сказал Жорик.

Забежав вперед, заглядывая на Нину, он хотел еще что-то сказать, но тут все перешли в павильон хищных зверей, и Володя, оставив Нину и Жорика, стал пробираться к клеткам.

— Нина, иди сюда, — позвал Володя. — Гляди… — Он поднырнул под ограждение, протянул через решетку руки к медведю, и тот, радостно всхрапнув, уткнулся лобастой башкой в протянутые ладони. Нина ахнула, а Володя трепал медведя, гладил, мял ему уши. И рассказывал:

— И Гришка, и Потап, вон тот медведь, — оба три месяца жили у нас дома. В картонном ящике, возле моей кровати… что? Ну да, медведица погибла… Бывало, не спится им, скулят в ящике, просят чего-то. Я их возьму к себе в кровать, под одеяло, сунутся носами мне под мышки и спят.

— Здорово как! Идем ко льву.

— Цезарь. Старик. — Володя подошел к другой клетке. — Из цирка привезли. Так он целыми днями и лежит, положив голову на лапы. Цезарь!

Из цирка! — Нина удивленно и грустно глядела на льва. — После шума, музыки, яркого света — за решетку. Уйдем отсюда.

Сейчас. А это — дикая собака динго. Но совсем ручная.

Володя оглянулся. С той стороны двери прижался к стеклу Жорик, лицо его расплющилось и было похоже на розовую лепеху. Жорик замахал рукой, но Володя сделал вид, будто не заметил его: начнет опять про свою поэзию… Он обернулся — Жорика уже не было.

«Вовка, привет! Позабыта я, позаброшена с молодых, юных лет! Так, кажется, поется в песне? Девчонки уже не были неделю, ты что-то тоже не появляешься. Может, ты пал на дуэли, „стрелой пронзенный“? Ужас! А я уже начинаю ходить… Приходи, пожалуйста. Я так скучаю тут, мне так надоела больница. Жду! Лена».

— От кого-то письмо? — шепнула Нина.

— От одного… старшего товарища.

Была переменка. На задней парте сопел Валька Сыч, писал что-то, а Колька Рыбин и Шурик Бобров в «перышки» играли; Колька то и дело тихо вскрикивал: Бобер обыгрывал его вчистую.

— А вот и от меня письмо, — сказала Нина. — Ухожу. До вечера!

Нина схватила портфель и побежала к двери класса.

— Пескова! С уроков срываешься? — крикнул ей вслед Сычев. Но Нина уже хлопнула дверью.

День тянулся тягостно долго. Наконец прозвенел последний звонок. Володя понесся в раздевалку, схватил пальто и выскочил на улицу.

Размахивая портфелем, он отправился вдоль Невы по набережной. Скоро, скоро лед сойдет, и появятся десятки молчаливых рыболовов, и возле них будут толпится люди — любители разные. И ты можешь постоять, ты услышишь, как тоненько звякнет колокольчик, и, попыхивая папиросой, с озабоченным лицом, рыболов потащит из воды горбатого, в темных полосах красноперого невского окуня. А по реке будут проходить черные буксиры с баржами; перед мостом из рубки буксира выйдет дядька, потянет за веревку, труба разломится пополам, наклонится, и буксир, поднимая большую волну, пройдет под мостом…

Володя спустился у сфинксов ко льду Невы, положил на каменную ступеньку портфель, сел на него, достал голубой конверт и открыл его. Пропуск! На двоих! На пропуске было написано: «Уважаемый товарищ! Дирекция Ленинградского государственного цирка приглашает Вас на премьеру представления „Здравствуй, весна“».

Не заходя домой, Володя пошел к Жеке. Он одним духом влетел на третий этаж и задергал хвостик звонка. Дверь распахнулась, в глубине коридора открылась еще одна дверь, и выглянула красивая женщина, спросила: «Это к тебе, Женечка?» Жека не ответил, подтолкнул друга: проходи.

Жека рисовал парусный корабль.

— «Золотая лань», — сказал Жека, разглядывая картон. — Корабль Френсиса Дрейка.

— Сколько ты новых кораблей нарисовал, Жека. Сила!

Тут их была целая флотилия!.. Большие и маленькие картоны были прибиты к стенам и поставлены на полках: фрегаты, клипперы, бригантины под черными парусами. И флаг отплытия. Синеет своим полотнищем прямо над кроватью Жеки.

Володя протянул Жеке голубой конверт.

— Тебе, Адмирал! Собирайся, гладь камзол и вывеси треуголку на воздух, чтобы выветрился нафталин: в цирк идем.

— Спасибо, Волк, — сказал Жека. — Ты настоящий друг.

Жека, порывшись в бумагах на столе, взял в руки телеграфный бланк. Прочитал текст:

— «Жека попали циклон „Карин“ тчк получили повреждения зпт ремонтируемся порту Луи острова Маврикий зпт твой Морской Скиталец»… Вот такие дела, Волк.

— Время поджимает, Жека.

— Минутку. Я вот о чем все собираюсь тебе сказать. — Жека подошел к Володе вплотную. — Путь в море не прост… Так вот, поклянемся, что будем верны своей мечте, как бы нам ни было трудно. И если что случится…

— Я тебя понял. Не ты, так я, но чтобы хоть один из нас, но стал моряком, да? Вот моя рука.

— И вот моя.

— Нина, пора, — сказал отец. — Ты готова?

— Угу, — отозвалась из кухни Нина.

Она развешивала по веревкам белье. Где-то Нина читала, что перед премьерами артисты гуляют по садам, паркам, ходят темными аллеями и размышляют об искусстве, любви. А у Нины накануне премьеры получилась стирка: все откладывала со дня на день, и вдруг оказалось, что откладывать больше нельзя. Она расправила на веревке белую рубаху отца, сняла с плиты и слила закипевшую картошку. Закутала кастрюлю в полотенце: придут с представления, будет еще теплая. С той поры, как погибла мама, все хозяйственные заботы по дому лежали на ее плечах.

Бип подал Нине шубку, она накинула на голову платок, подумала о Володе. И сердце забилось чаще. Нина удивилась: что это? Ведь и раньше, в других городах в цирк прибегали знакомые мальчишки, да и просто другие, незнакомые юноши из публики поджидали ее у входа, дарили цветы и присылали письма… Отец-Бип уже ждал в прихожей. Нина прошлась взад-вперед по комнате, поглядела на часы: пора!.. Вздохнула и направилась к двери…

Подходя к цирку, Володя вдруг испугался, что, может, к этому пропуску еще что-то нужно. Но контролер, увидев контрамарку, кивнул им, как друзьям, и Володя потянул замешкавшегося Жеку за собой.

Места их были справа от входа, напротив оркестра, во втором ряду. Они сели, развернули программу, которую купил Жека. Так… Нинесса Пескуале. Это она!

Заиграла музыка. Торопливо пробегали вокруг манежа, отыскивая свои места, опоздавшие. Поскрипывали кресла. Оркестр играл праздничный марш. Один за другим вспыхивали прожекторы, нацеленные на манеж и вход, задернутый тяжелыми алыми с золотом портьерами. Вот они вздрогнули, раздвинулись, и на арену под звуки марша начали выходить артисты. В пышной красной юбке женщина, мужчина в черном фраке и с тросточкой, группа людей в черных черкесках, а потом… потом Володя увидел Нину. Тоненькая, в голубом с блестками костюме, она шла, освещенная прожекторами, подняв вверх руки. Нина улыбалась, вертела головой, волосы ее были распущены, они спускались ей на плечи и отливали золотом. Неужели она?